Олег Буряк с сыном Владиславом (Фото:Save Vlad Buryak / Facebook)«Сосед по камере пытался себя убить». Сын главы Запорожской РВА о трех месяцах в плену россиян — интервью
Владислав Буряк, находившийся 90 дней в плену россиян, а также его отец Олег Буряк, председатель Запорожской РВА, рассказали Радио НВ, что увидел Владислав в плену оккупантов и как проходило освобождение подростка.
7 июля российские военные освободили из плена Владислава Буряка, 16-летнего сына главы Запорожской районной военной администрации Олега Буряка. Российские военные похитили его 8 апреля, когда он пытался уехать из Мелитополя в Запорожье. Он пробыл в плену 90 дней.
Тогда, Влад, я, наверное, начну с вас. Мы так понимаем, что находящиеся в плену у россиян украинцы — одна из важных вещей, которые они делают, — создают информационный вакуум. Рассказывают, что Киев захвачен, Харьков захвачен, Украина уже пала. Что они вам говорили, что вам говорили ваши конвоиры, те, кто вас охранял, что происходит в Украине?
Влад: Конечно, они говорили мне свою российскую пропаганду о том, что здесь одни нацисты, очень плохая власть, что Украина уже сдалась, весь полк Азов сдался. Поэтому Украине осталось два-три дня и уже полностью в Украине будет российская власть, как они ее называют, власть добра.
А что это за люди, с которыми вам пришлось общаться? Я имею в виду русских. С кем вы там имели, к сожалению, возможность общаться?
Влад: Конечно, из 10 человек восемь точно с промытыми мозгами. Если даже есть военные россияне, которые не верят этой пропаганде, они этого не показывают и идут уже вслед за всеми, что говорит большинство.
Хочу вернуться к тому, как вас задержали. Из тех интервью, которые вы уже давали, я понимаю, что вы оставались в Мелитополе, потому что ваш дедушка болел раком, я так понимаю, вы были с ним в больнице?
Нет, я не был с ним в больнице, он находился дома, лежал дома. Я приходил каждый день, сидел с ним. Помогал бабушке за ним ухаживать, поднять, дать ему есть, пить. Если нужно, помочь сделать инъекции.
Можете ли вы припомнить, что происходило в первые дни в Мелитополе, когда туда зашла российская армия? Как отреагировали происходящие жители?
Влад: Самый первый день, 24 февраля в пять часов утра начались взрывы, уже через час, наверное, мы смотрели в окна и из всех пятиэтажек, девятиэтажек выбегали люди, садились в машины и выезжали. Было очень страшно, потому что мы не знали, будут ли у нас сильные боевые действия в Мелитополе, останется ли Мелитополь более или менее в нормальном состоянии.
Когда вы впервые лично увидели российских военных в своем городе?
Влад: Это была очень печальная новость, мы были все разочарованы этой новостью, потому что мы не хотели, чтобы они заходили к нам, мы хотели, чтобы мы жили своей нормальной жизнью и никто нас не «освобождал» от нормальной обычной, очень хорошей жизни.
Вы пытались уехать тогда, когда, к сожалению, ваш дедушка умер, пытались уехать из Мелитополя и рассказывали о том, что вас задержали в Васильевке. Далее посмотрели на ваш телефон и то, что вы подписаны на проукраинские Telegram-каналы. А какие вопросы были к вам на допросах, которые были в самом начале, чего они от вас хотели?
Влад: Они сначала узнавали, куда я еду, с какой целью, мое отношение к войне. Считаю ли я их, оккупантов, орками и как еще их называют.
А потом вы были в СИЗО, в других интервью вы рассказывали, что первые 48 дней находились в васильевском отделении полиции, сначала вас держали одного, а потом подсадили к вам еще одного жителя Васильевки. Можете ли вы о нем рассказать?
Влад: Это был первый гражданский человек, его привели ко мне на пятый день. Привели ко мне уже на второй день пыток, это было где-то по три часа эти два дня. Что вы хотите конкретно спросить о нем?
Он вам рассказывал, почему он был задержан, чего от него хотели? Чтобы понять, на каких основаниях россияне задерживают украинцев.
Влад: Да, я знаю, как он попал в эту тюрьму. На него якобы написали донос, что он корректировщик огня, был в терробороне, потому что участвовал в обороне Васильевки.
А сколько ему лет? Чтобы понять, что это за человек, 30−40 лет или старше или младше? Что касается пыток, вы рассказывали о том, что он даже пытался убить себя, можете ли вы об этом рассказать?
Влад: Этому человеку было 24 года. Молодой. Он уже где-то на третий-четвертый день, точно не помню, когда находился со мной после этих пыток, после предъявлений, которые русские ему сделали, он уже очень сильно испугался и просто не выдержал этой пытки. Он уже сошел с ума, сначала хотел повеситься у меня в камере, но потом порезал себе вены.
Они сломали этого человека, я так понимаю, вы не знаете, что с ним дальше произошло?
Влад: Да, когда ему оставалось секунд 20−30, зашел русский военный, увидел это, вызвал врача. Врач приехал быстро, перевязал ему руку и, как сказали, отвезли в больницу. Но сейчас я о нем не знаю, жив ли он, даже не знаю, где он находится.
Видели ли вы других украинцев, которых задерживали россияне в том СИЗО, возможно ли иным образом с ними сталкивались?
Влад: Да, я с ними сталкивался, каждый день там сидело не менее 10 человек. Это были мужчины от 30 до 50 лет, бывало даже так, что сидели дедушки 75−80 лет.
Понятно ли, какие обвинения могли быть против этих мужчин и против людей пожилого возраста?
Влад: Главным предъявлением для младших мужчин было, есть ли у них оружие, кого они знают, у кого оружие, другие вещи, касающиеся войны. Были еще вопросы, не очень касающиеся войны, например, как один мужчина лет 20 купил ворованный мотоцикл, но он этого не знал. Он там просидел где-то две-три недели.
А как так получилось, что вы попали в эту пыточную комнату и что это за комната?
Влад: Это была небольшая комната, туда приводили людей, сначала их избивали или пытали, получали показания, какую-нибудь информацию, записывали ее. Уже после пыток переводили в камеру и если человек что-то недоговорил или к нему еще есть вопросы, его снова пытают и снова получают информацию.
Что вам говорили? Мы следили за той публичной кампанией, которую начал ваш отец по поводу вашего освобождения, мы знаем, что это произошло, когда прошло 90 дней. О чем с вами говорили, что от вас хотели эти российские военные?
Влад: Именно военные, которые были в тюрьме, где я был 48 дней, они сами не понимали, почему я сижу, ко мне не было вопросов. Только больше были вопросы по поводу войны, что я думаю по поводу этой ситуации, что я думаю о будущем, какое оно будет. А когда я был в гостинице с людьми, которые хотели меня обменять, я с ними старался не выходить из своей комнаты, выходить очень редко и выходить, когда уже никого не будет. И старался не разговаривать с ними, входить в какие-либо выяснения отношений.
Я вас полностью понимаю, потому что вы не хотели подвергаться опасности. А военные ли представители российских оккупантов, о чем они говорят между собой? Какие могут быть темы для их бесед?
Влад: Когда я был в гостинице, они там уже решали дела вроде переговоров с находящимися в Мелитополе людьми, которые могут с ними сотрудничать. Перевозка зерна…
Олег: Давай пока не будем обсуждать этот вопрос, идет уголовное производство.
Но тогда я вас спрошу, как велись переговоры? Потому что по поводу освобождения Влада, я так понимаю, во-первых, вам обещали несколько раз, что его должны отпустить, потому что нет никакого смысла держать 16-летнего парня. Как велись переговоры, как вам объясняли, почему они обещают выпустить вашего сына и не делают этого?
Олег: На второй день, когда задержали Влада, мне позвонил по телефону мужчина с той стороны и сказал о своих условиях, на которых он готов был отпустить Влада. В этих условиях звучало имя мужчины, гражданина Украины, совершеннолетнего, он проживал на неоккупированной территории. Они потребовали, чтобы я нашел этого человека и передал им, тогда они отпустят Влада. Я начал искать его, так и не нашел за 90 дней, но я об этом человеке все выяснил и уже через семь дней понимал, что выдать этого человека я не могу, потому что он украинец, проукраинский и не хочет никуда ехать.
Можете ли вы больше о нем рассказать? Я понимаю, что вы не можете называть имя, но какова была логика в том? Вы понимаете, почему русские оккупанты хотели его задержать, почему хотели, чтобы этот человек был в их плену?
Владислав: Там была частная мотивированность этого человека и я не могу о нем ничего рассказать, потому что его судьба мне до сих пор неизвестна. Но по своим закрытым каналам я получаю отрывки информации и мне сейчас не понятно, насколько он находится в безопасности. Я поддерживаю связь с его матерью, мать не подтверждает, что он в опасности и что она с ним нет контакта с 13 марта.
Когда вы поняли, что не сможете найти этого человека, во-первых, во вторых, что вы точно не будете его обменивать, выдавать российским оккупантам, как дальше развивались события?
Олег: Когда я это понял, сразу изменил стратегию и принял решение о том, что буду выходить в публичное пространство и просить всех людей, общественные организации, международные организации, имеющие власть политиков, чтобы они помогли мне спасти Влада.
А как это работало, понимаете ли вы, как это работало на практике? Если смотреть со стороны, то может показаться, что оккупанты, увидев то, что есть такая публичная кампания, могли требовать еще большего.
Олег: Для меня было важно, чтобы цена Влада, стоимость Влада постоянно занижалась. Чтобы он становился токсичным, чтобы не было никакого смысла удерживать его в плену. Потому я обращался ко всем журналистам, общался с ними, максимально давал интервью. Я был в Австрии, в Вене на конференции ОБСЕ и там рассказывал обо всех пленниках Запорожской области, также отдельно рассказывал о Владе. Для меня было целью сделать так, чтобы он стал для них настолько токсичен, чтобы они захотели его отдать. Поэтому я благодарен всем журналистам, ко мне обращались, брали интервью, рассказывали об истории Влада. Всем людям, распространявшим информацию в Facebook, Instagram, где только возможно, заявляли и спрашивали о судьбе Влада. Таким образом 4 июля мне позвонили по телефону, я очень долго ждал этого, а когда звонок случился, я был очень не готов к этому разговору. Мне предлагали отдать Влада на второй день, но на другой день, когда я утром не дождался звонка, позвонил сам и мне сказали, что им нужно переговорить еще с кем-то наверху, попросили перезвонить через сутки. Когда я перезвонил, сказали, что еще не переговорили и сами позвонят по телефону.
А что они требовали, что хотели в обмен на то, чтобы освободить Влада?
Олег: Мне сказали, что мы понимаем, что ты не можешь достать того человека, поэтому мы готовы тебе отдать Влада.
А люди или человек, с кем вы общались, как он или они представлялись? Кто они такие и какое право они имеют на то, чтобы задерживать вашего сына?
Олег: На той стороне понятие права — это очень такой риторический вопрос. Там нет такого вопроса есть право или нет права. Когда тот 24-летний парень, который порезал себе вены, Влад его держал, обнимал, пока он истекал кровью, Влад был единственным человеком, который был с ним в тот момент и был до конца… Даже не знаю, какие слова подобрать, просто эмоции передать. Чтобы это было для него не так болезненно, спокойнее. Как священника приглашают в последний момент, вот что-то похожее было для Влада в это время.
Владислав: Хочу еще сказать, этот человек был очень сильно связан с церковью, поэтому это мало того, что для него было тяжело, что он совершает очень тяжкий грех, потому что у него еще была семья.
Олег: Да, у него и жена, и маленькая дочь.
Как именно наконец-то вы встретились? Я так понимаю, 7 июля Влада наконец отпустили, можете рассказать об этом?
Олег: 6 июля Влад мне позвонил где-то в 23 часа и такой: папа, меня отпускают. Я уже понимал, что это будет, но не понимал, когда. Поэтому я говорю: да, спокойно, контролируем эмоции, будь готов к тому, что тебе пообещали, наверное, утром, но не факт, что это может быть. Поэтому собираем вещи, готовимся, стараемся меньше употреблять пищи, возьми с собой больше питьевой воды, потому что на улице очень жарко. Мы говорили об этих вопросах, то есть обсуждали процесс, а не факт, событие. Потом в полшестого 7 июля он мне позвонил и сказал, что ему сказали собираться. Я говорю: давай не будем торопиться, пожалуйста, дай мне пообщаться с этими людьми. Схема такова: с нашей стороны колонны выезжают утром, а с вашей стороны колонна начинает двигаться в вашу сторону где-то после 16 часов. Поэтому было бы очень удобно и вам и Владу, если бы вы уехали после обеда. Тогда они ко мне прислушались и Влад где-то в 16:20 позвонил по телефону и сказал, что они двигаются. Хорошо, когда доедете до Васильевки, обязательно мне набери. Он набрал и сказал, в какой автомобиль его сажают. Потом я уже ждал его со своими полицейскими друзьями в патрульной машине на нашей стороне.
Пожалуй, последний вопрос я задаю вам: как вас изменил этот опыт? Вы уже говорили, что очень повзрослели из-за того, что увидели и пережили. Сейчас, когда уже прошло немного времени, что вы остаетесь на свободе, каковы ваши ощущения того опыта, который у вас был?
Владислав: Я полностью изменил свое отношение к ценности жизни, что банально такие вещи как выйти на улицу, позвонить по телефону кому ты хочешь и проговорить все то, что ты думаешь, то, что ты хочешь сказать. Очень изменил отношение к вещам, что ты можешь встречаться с кем угодно. Я очень сильно пересмотрел, что жизнь — это самая ценная вещь и ее можно потерять в секунду, эта ниточка жизни может просто оборваться в любую секунду.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.