«Идет война — какого хрена все веселятся?». Роман Балаян о патриотическом кино и своем первом фильме на украинском — интервью
Лента Мы есть. Мы рядом — первая работа режиссера Романа Балаяна за последние 12 лет и первая — на украинском языке. Мелодрама, в которой главные роли сыграли Ахтем Сеитаблаев и Екатерина Молчанова, вышла в прокат в июле этого года.
О киноискусстве, производстве фильмов и сериалов на украинском и о съемках Мы есть. Мы рядом Роман Балаян рассказал в эфире Радио НВ.
Публикуем сокращенную и отредактированную версию разговора, полную версию интервью можно услышать на платформе НВ Подкасти и официальном YouTube-канале Радио НВ.
— Предыдущая ваша лента Полеты во сне и наяву была о растерянном человеке, но еще советского времени. Создается впечатление, что лента Мы есть. Мы рядом — это тоже о растерянном человеке, но уже нашем современнике. Правильно ли мы все поняли?
— Я всегда коротко отвечаю: о чем фильм — это дело критиков. Если у вас есть какое-то горе, не будьте равнодушны к чужому горю. Если у вас есть какая-то боль, не будьте равнодушны к чужой боли. Вот и все, вот об этом фильм. Если бы он не был в прокате, я бы мог рассказать, о чем там. Но это тот случай, когда там все выясняется в конце. Когда знаешь конец, кто это будет смотреть? Но я не против любого мнения.
— Вы только однажды обратили внимание на мнение критика. Это было в советские времена, когда стоял вопрос: вы должны вырезать или добавить какой-то кадр, или фильм не берут.
— Нет, это цензура была. Не критика, это цензура. Я единственный кадр в жизни вырезал — это из фильма Каштанка по Чехову, представляете?
— Мы есть. Мы рядом. Расскажите, пожалуйста, как Ахтем Сеитаблаев оказался в ленте и чем он вам понравился?
— У меня был утвержден артист Кобзарь. Да, я, кстати, перед ним виноват. Я в каждом выступлении говорю: ради Бога, извините. Но вдруг мне раздается звонок на мобильный телефон: здравствуйте, я Ахтем Сеитаблаев, я бы хотел попробоваться на роль. А я знаю, что это муж продюсера. Мне сразу стало плохо. Я думаю, это что, подсовывают актера что ли, «право продюсера»? Ну хорошо, давайте встретимся в Доме кино, в ресторане. Мы встретились, он всячески, бедный, старался [произвести впечатление]. Я присматривался и через полчаса сказал: успокойся, парень, ты утвержден. Я придумал, что я с ним буду делать. И он мне очень понравился как человек.
— Нужно ли было ему читать сценарий? Или его характеристики, харизма и так сработали?
— Чтобы вы знали, начиная с 1981 года кинопроб у меня не было. Может, потому, что у меня в главных ролях были Янковский, Табаков, Абдулов.
Роман Балаян / Фото: The Ukrainians / Даниил Павлов— Вы впервые сняли фильм на украинском, украинский фильм, в котором очень много Киева, и решили показывать его черно-белым. Я так понимаю, потому, что современный Киев все же нравится вам меньше, чем тот Киев, который вы помните с детства, с юности?
— Сегодняшний Киев — это не мой Киев, это Киев этих паразитов — главных архитекторов города, мэрии, «шмэрии» и тех, кто берут бабки и разрешают строить эти бездарные дома в центре то тут, то там, совершенно не гармонируя их с теми, что существуют, понимаете? Поэтому мы решили на Подоле снимать, там вроде меньше всего этого. Но я заранее решил, что фильм будет черно-белый. Госкино было против, я даже сказал, что если вы не утверждаете, тогда я снимать не буду, я в цвет не хочу. А в черно-белом изображении есть какая-то тайна. А еще и повезло, что ЧБ, потому что если в цвете показать, как выглядят дома на Подоле, — можно прийти в ужас. Они такие неухоженные, не крашенные…
Читайте также: Коммуникатор между временами. В Киеве издали книгу об истории и архитектуре улицы Крещатик
— Если говорить о выборе украинского языка, расскажите, насколько иначе было работать с актерами? Есть ли разница?
— У меня нет проблем с украинским языком, единственное, я разговариваю на языке, на котором мне комфортно. Проблема была одна и до того, как я начал снимать: мне в украинском кино не нравится «литературна мова». Это означает, что и артист не очень хорошо играет тогда.
— Даже если это его родная?
— Появляется нечто такое… театр. Та же проблема у нас в Армении: одно дело на улице и другое дело — на экране. Вот эта хреновина есть в нашем украинском киноязыке, я не говорю об изображении, я о фильмах вообще-то, но это меня страшно бесит. Я помню, 1+1 начал дублировать с русского сериалы, и некоторые говорят: как это здорово. А я говорю: ребята, ну это не тот украинский. Не так надо переводить. Это подстрочники, не совпадающие с органикой актера.
— Что сделать, чтобы ваши герои заговорили правильно, так как они говорят в жизни?
— Мне нужно два человека, безумно [хорошо] владеющие украинским, и хороший артист, на котором я бы показывал, как надо это делать. Я подзывал все время Ольгу Клименко, это мой ассистент по актерам, очень украиномовна, потом сын Васяновича у нас бегал.
— Помните ли, какие фразы изменили?
— Ну многое: перестановка слов и так далее, уход в мимику, а не произношение.
— Не думали ли вы добавить суржик?
— Это не спасает. Например, фильм Ворожбит [Плохие дороги] все хвалят, потому что есть суржик. Это лучше, чем когда его нет, но смотря где мы существуем, в каком городе, селе. В любом тексте [нужно найти альтернативу], даже в том, что я сейчас говорю. В жизни я матом пользуюсь, в кино я терпеть не могу этого. Я могу так сейчас на вас посмотреть, что будет хуже мата.
Читайте также: Курица-беглянка и украденная остановка. Девять фактов о съемках фильма Ворожбит Плохие дороги
— Что приходится делать режиссеру, чтобы люди говорили меньше, а больше играли?
— Надо уметь играть паузы! Был гениальный артист Евгений Евстигнеев. Который [играл] в фильме [Собачье сердце] про Преображенского по Булгакову, а в театре он вообще гений. Я знал, что Евгений любит выпить сильно. И вот я помню, как сижу в зале, и пьесу кое-как я знал. Его роль заключается в том, что он идет за кулисы, потому что там король умирает. Каждый его выход на сцену: ну, как там Король? Он должен сказать: да ничего, держится. И все такое. Семь выходов за кулисы, и каждый раз он что-то сообщает. Но мы все знаем, что это уже седьмой стакан. В седьмой раз он выходит и отвечает: «Да никак не сдохнет!» Но я не этот эпизод хотел рассказать. Другой. Он играет бухгалтера. Нужно войти с папкой, положить на стол начальнику. Мама родная! Он превратил это в пять минут. Там всего семь шагов. То уронил, то собирает, то потом еще что-то… Вот я вам рассказываю про паузы.
— Есть такое мнение, что в Украине есть театральная школа, но нет киношколы. Согласны ли вы с ним? И где брать актеров, которые будут играть, как киноактеры, а не театралы?
Читайте также:
Александр Ткаченко Настоящее украинское кино. Как помочь нашей киноиндустрии
— У меня есть посланные министру культуры несколько лет тому высшие курсы режиссуры и актеров. Но никого это не интересует. Я могу снимать плохие фильмы, но как играть артистам, я умею хорошо рассказать. Я очень хочу это преподавать. Я человек обеспеченный, мне не нужны деньги, кстати.
— А если говорить об этой поддержке кинематографа со стороны государства, как вы относитесь к тому, что государство не просто поддерживает кино, а определяет, какое кино поддерживать? Что вот сейчас мы поддерживаем именно патриотическое кино.
— Художник не может быть на поводу. А некоторые мне сказали: «Роман, вы не обижайтесь, ради Бога, но сегодня война, а вы там про что-то». И войну я показал, говорю, но не так, как вы хотели. Если вы считаете, что идет война, так какого хрена я веселюсь в этом городе все время и все остальные? Почему вы не объявляете военное положение? Там погибают люди каждый день, вы это подчеркиваете. Так я не могу про это снимать. А снять «как вам не стыдно?» — я это тоже не умею. Не хочу, вернее.
Читайте также: «Война — самая мощная тема». Васянович объяснил, почему решил посвятить свой новый фильм конфликту на Донбассе
— Положительно ли влияет то, что государство взялось за кино, на его развитие?
— Художники и власть — это несоединимые вещи. Всегда. Когда направляют или режут не то, что надо было резать, вот такое понимание государственного надзора мне противно.
— Насколько активно сейчас вмешивается Госкино в фильмы? Я думаю, что ваши наверняка вряд ли активно резали?
— Резать не резали, я имею в виду в том смысле, что не давать их делать. Но как мне рассказывают, там сидят люди со своими вкусовыми [предпочтениями], а кто они такие? Кто эти люди, которые определяют, что интересно, а что нет? Я не имею в виду снятое, а то, что предстоит [снять]. Оказывается, они не все читают сценарий. Оказывается, там жребий, кто читает этот сценарий, кто читает другой сценарий. А я этого не знал.
— Существует ли в украинском современном кино цензура в каком-то виде?
— Нет, цензура идет разве что от продюсеров якобы. Но кто будет меня цензурировать?
— Все сериалы должны производиться на украинском языке согласно недавним нововведениям, а вы говорите, с украинским языком вам трудно работать. Так это правильный путь?
— Что [сериалы] на украинском — это правильный [путь]. А вот как там разговаривать — это другое дело. Смотрите, что бы не говорил, Богдан Бенюк очень естественно звучит. Даже когда литературный текст. Боклан Стас, хороший артист. Я не берусь других называть, потому что я не смотрю много. Но два артиста я выделил. Вот что бы они не делали, особенно Бенюк, естественно звучит.