Константин Рыженко почти полгода пробыл в оккупированном Херсоне: помогал разведке и обычным людям (Фото:Александр Медведев / НВ)«Буча будет казаться еще и не таким ужасом». Страшная правда Херсона от недавно выехавшего из города журналиста
О бездействии местных властей вначале вторжения, расстреле россиянами терробороны, репрессиях в оккупированном Херсоне и тайных силах сопротивления врагу НВ рассказал журналист Константин Рыженко, находившийся в городе от начала оккупации до конца августа
21 августа известный херсонский журналист Константин Рыженко сообщил, что после почти шести месяцев жизни в оккупации он уехал из захваченного россиянами города.
Все это время Рыженко пытался вести телеграм-канал с более чем 30 тыс. подписчиками, сообщая ту информацию, обнародование которой не угрожало его жизни. Но рассказать всю правду о Херсоне он смог только сейчас, приехав в Киев: именно здесь, в безопасности, журналист откровенно поговорил с НВ.
Рыженко рассказал, как начиналась оккупация его города, как он со знакомыми передавал данные Главному управлению разведки Минобороны и украинским военным, собирал информацию о расположении российских военных и на практике научился цифровой разведке.
— Как начиналась оккупация в Херсоне? Сейчас много говорят о факторе измены, как было на самом деле?
— Понятно, что мы очнулись от взрыва. Я поехал сначала в администрацию, потом на Антоновский мост — поснимать и понять, что происходит. В 13.00 никого из официальных лиц уже не было, ни в одном органе власти. Полиция была где-то по городу, военных не видел.
Я проехался по всем структурам: никто ничего не делает, каких-либо приказов не отдавал. Весь первый день я ездил по городу и, простите, охуи… в. Зашел в горсовет, посмотреть. Мэр [Игорь Колыхаев] достаточно пассивно себя вел и говорил, что ему сложно работать, потому что он не выпил кофе. Я все это посмотрел и понял, что ждать просто нечего. Не было терробороны, ничего не было.
Приезжаю домой, открываю ленту фейсбук: по всей стране аврал. Танки уходят со всех сторон. В Херсоне же терробороны нет, полиции уже нет, военных нет. Местные власти молчат, центральные власти обеспокоены Киевом.
На следующий день в 7 утра я выехал на площадь Свободы на машине, включил гимн Украины и снял, что в Херсоне развевается украинский флаг, играет гимн Украины и Херсон стоит. Надо было дать какой-нибудь знак, что мы существуем.
Потом еще проехался по городу с гимном, поскольку видел большую растерянность в местных пабликах. Люди не понимали, что происходит. В горсовете начали организовываться активисты, пришли несколько местных депутатов. Мэр не участвовал в этом и только отстраненно наблюдал. Все взяли на себя местные депутаты и активисты.
Затем появилась неофициальная самоорганизованная терроборона. Просто пришли люди, которые сказали: мы хотим защищать город. Мне позвонил мой близкий друг. Я как раз ехал снимать Антоновский мост, на котором шли бои. Он говорит: «Костя, я пошел в терроборону, хочу, чтобы ты знал, наверное это наш последний разговор».
Тероборону никто не организовывал. Им выдали несколько калашей и то только потому, что люди требовали.
— Что сейчас с другом? Жив?
— Мы с ним после оккупации еще несколько раз созванивались. Пока не могу поймать с ним связь. Не знаю: возможно, он где-то там остался и скрывается, возможно, уехал.
— Что вы делали дальше?
— Я всюду встревал. Приезжаю и спрашиваю: что нужно. Мне говорят: нужны медикаменты, вода, еда. Я быстро пишу в свой телеграмм канал: люди, кто может, принесите туда то-то. И люди приносят.
Затем мы увидели, что в Чернигове укрепляют город противотанковыми ежами, шинами, песком. Решили тоже делать противотанковые ежи. Думали, вот сейчас мы покажем им жару. Делали коктейли Молотова. Пишу: нужен бензин, масло, бутылки. Договорились с директором училища, где обучались сварщики, он отдал цеха. Потом поехал по металлобазам, завезли металл, сделали противотанковые ежи.
Но это была стихийная оборона. Было ясно, что нас полностью бросили. Я не знаю, почему так вышло. То, что военные держали бой вокруг города, — это 100% было. Но местные власти полностью бросили горожан. Депутаты, чиновники быстро скрылись. И остались либо те, у кого много имущества в городе, либо коллаборанты, потом себя проявившие.
Тогда никто ничего не говорил. Молчание местных властей — самое большое преступление в городе. Потому что самоорганизованная терроборона не знала, что в городе нет военных, что сказали военным отходить. Мы видим, что вокруг города идут какие-то бои, но что там происходит, никто не знал.
Уже в последнюю ночь перед тем, как россияне заходили в город, 28 февраля, я проехался по всем точкам, где должна была быть организована оборона. Да, мы наварили ежей, но никто не говорил, куда же их ставить. Сделали коктейли Молотова, но никто не сказал, что с этим дальше делать.
Человек, который взял на себя терроборону, как оказалось позже — коллаборант. Он тоже ничего не говорил.
Нам казалось, что будет идти какое-то сражение, никто же не сказал, что военных в городе нет. Когда город был уже оцеплен, люди ночью вышли на улицу. Вышло где-то 100 человек, на всех — 1−2 калаша. Я приехал к ним и стал отговаривать. Говорю, я вижу, что вокруг танки, БТР-ы, а у вас всего два калаша. За 4 часа, которые оставались до рассвета, никто не успеет ни блокпосты сделать, ни ежи расставить. Но тогда люди были сильно наэлектризованы. Когда ты им говоришь " не надо обороняться", они готовы просто взять тебя на вилы.
Утром, когда россияне заходили, терроборона принимала бой. Их просто расстреляли из крупнокалиберных пулеметов. Расстреляли всех, кто был в поле зрения. И очень спокойно, организованными порядками россияне вошли в город. Квадратами со всех сторон заходили.
— Это было 1 марта?
— Да, 1 марта. Они стали на улицах города, заняли круговую оборону, а все молчат: Киев молчит, местные власти молчат. А ко мне отовсюду поступает информация, по 200 сообщений в минуту. На следующий день я написал в телеграм: друзья, вам этого еще никто не сказал, но я вам говорю — город оккупирован.
— И тогда началась волна протестов?
— Первое или второе утро после оккупации началось с того, что на пустую площадь приехала машина с российской гуманитаркой, а никого нет. Никто за ней не идет. Люди не хотели брать эту гуманитарку. Было ощущение, что вот-вот наши ворвутся в город и нас отобьют. Сразу же появились коллаборанты, которые начали живо действовать и предлагать гуманитарку. Пришли два журналиста из Херсонского вестника, которые работали на Владимира Сальдо [бывшего мэра Херсона, который сразу перешел на сторону россиян], привели с собой троих согласившихся наркоманов. Но собралась толпа и принялась хейтить их прямо на улице.
В первые два дня кто-то сказал о референдуме и все началась волна протестов: митинги, митинги, митинги. Российские военные это увидели, но они старались не взаимодействовать с гражданскими. Когда БТР выезжал из города и на него запрыгнул полицейский с флагом Украины, это военные не убегали. Им сказали: уходите из города, не взаимодействуйте с гражданскими и сразу на их место заехали Росгвардия, СОБР и ОМОН. Это те подразделения, которые как раз " взаимодействуют" с гражданскими.
Херсонцы вплоть до начала мая выходили на акции протеста против россиян / Фото: ReutersСледующие митинги выглядели так: мы кричим — они стоят, мы кричим — они стоят. Только потом выяснилось, что они расположились в администрации, и у них были фотоаппараты с мощной оптикой. Они очень подробно фотографировали весь митинг, лицо людей. Затем взяли местных коллаборантов и всех идентифицировали. Пошли первые «отловы».
Они не могли поверить, что люди действительно сами выходят, что они сами сопротивляются. Они пытались найти организаторов. Не нашли, но заставили кого-то сказать на камеру, что им платят и отпустили. Тогда еще так сильно не пытали и не избивали как сейчас. Тогда они ловили, как им казалось, самых активных.
Последовал месяц репрессий. Каждый новый митинг был меньше, но люди выходили. Последняя попытка митинга была 9 мая. Перед этим они разогнали митинг в конце апреля. После этого все затаились и решили выйти на большой митинг на 9 мая. Но они начали ходить по квартирам, отследили, кто и откуда идет, окружили площадь со всех сторон, все дворы, откуда многие активисты приходили. Хватали всех подряд. У меня друг просто за хлебом вышел, ни в чем не хотел участвовать. Он им говорит: у меня в руках 20 грн, я за хлебом иду. Его избили, пытались выбить из него, что он идет на митинг.
— Очень многие херсонцы уехали из города. Были какие-нибудь волны выездов? От чего это зависело?
— Каждая новая волна агрессии непосредственно против мирного населения вызывала новую волну выезда из города.
— И после этого Херсон перешел в подполье?
— У нас сначала был волонтерский центр: мы сразу начали кормить людей, привозить медикаменты, пока это еще не перекрыли. Я познакомился с некоторыми ребятами: мы создали что-то вроде подполья, его проговорили. Потому что мы увидели: русские повсюду начали заселяться, нам нужны глаза, и мы поделились между собой, кто и где живет. Я наладил связь через VPN [виртуальная частная сеть, позволяющая сохранять конфиденциальность в интернете], потому что с 4 марта оккупанты уже начали что-то химичить со связью. Мы проговорили, что делаем, если нет связи и как мы общаемся.
Я понимал, что всех будут выбивать. Я немного интересовался Движением сопротивления на Западной Украине и понял, что всех постараются поймать и заставят выходить на своих, чтобы раскрыть сеть. У нас был несколькодневный мозговой штурм, мы проговаривали пароли, какие-то метки, кто где находится, что делать, если за кем-то придут. Я создал простую геоинформационную систему, и мы сделали карту. Потому что было много блокпостов, их нужно было обходить. А когда у тебя есть карта с нанесенными блокпостами — это сильно помогало.
На меня пытались выйти местные СБУ-шники, но мы уже знали, что среди них предатель, поэтому я отказался с ними сотрудничать. Затем на меня вышел ГУР [Главное управление разведки Министерства обороны]. Я усомнился, что это они. Тогда мне говорят: что сделать, чтобы доказать, что мы разведка? Я говорю: давайте или Ким [Виталий Ким — глава Николаевской областной военной администрации] или Сенкевич [Александр Сенкевич — мэр Николаева] со мной свяжутся и скажут, что есть ребята с такими-то позывными и паролем и тогда мы начнем работать. Проходит два дня и меня набирает Сенкевич по видеосвязи. Так началось общение с ГУР.
Я им скинул карту с тем, что и где находится. Они попросили добавить на нее вещи, которые приоритетно интересуют их. Тогда мы сделали вторую, теневую карту именно для военных. Мы систематизировали места, откуда видны запуски, откуда отработки ПВО, где базировались военные. Это очень подробная карта, не такая, как у артиллеристов, но это была разведкарта Херсона, где было видно, что и где находится.
— Вы все это время вели свой телеграм-канал и являлись одним из главных источников информации по Херсону. Как обеспечивали свою безопасность?
— Я ведь тоже сначала смотрел Арестовича [советника Офиса президента] и думал, что пройдет две-три недели, мы еще дадим хорошие разведданные и их здесь всех перестреляют, я чем-то помог и хорошо. Поэтому поначалу я не сильно и скрывался. На мой телеграм-канал уже было подписано 10−15 тысяч человек. Все знали, что я веду его и переименовывать канал, говорить, что это не я — было уже нереально. Я там себе на расстрел уже все равно наговорил.
За мной пришли в конце марта, или в начале апреля, точно уже не помню, удалось убежать. Вот тогда я и понял, что нахожусь в опасности и нужно делать дублирующие команды. Мы собрались в один чат с администраторами проукраинских телеграм-каналов, я рассказал, что занимаюсь OSINT-ом [сбором информации и разведданных из открытых источников], что я журналист-расследователь, могу и хочу вас этому научить. Днем я собирал информацию о российских военных, занимался доставкой лекарств, а ночью читал лекцию по OSINT. Мне нужно было научить анонимные команды, которые смогут передавать данные украинским военным. В итоге было 5 человек, у которых это хорошо получалось. Когда человек по фото может определить местность и плюс-минус направление запусков и понять, где находится ПВО, — и это при том, что никогда раньше этого не делал — это природный талант.
Наши военные говорят: нам нужен квадрат. Мы ищем этот квадрат. И тогда, и сейчас я считаю, что очень важно продолжить это цифровое разведывательное сопротивление.
Начиная с конца мая, когда начались рейды по домам, когда начались задержания, мы уже начали сильно скрываться.
Потом понемногу начали коммуникировать еще и с ССО [силы спецопераций].
В Херсоне были такие люди, которые говорили: мы в компьютерах ничего не понимаем, но можем кого-нибудь взорвать или пристрелить, дайте адреса и данные цели. Я говорю ГУР, что есть такие люди, но не то, чтобы они сильно проверены. Но я вижу, что россияне их ищут, о них спрашивают, скорее всего, это наши люди. ГУР решил попробовать. Дали одно задание, люди его выполнили. Дали другое, тоже выполнили.
И потом был такой момент: а давайте грохнем этого коллаборанта? Сначала собрали данные, проследили за автомобилем. Видели, что человек ездит на такой-то машине, паркуется обычно в таком-то месте, уезжает в такое-то время. Затем, когда отследили даже маршрут следования, силовой блок устраивал " хлопок" [ликвидацию коллаборанта]. Не всегда, конечно, это удачно получалось.
После этого шла большая волна обысков по городу. После каждого взрыва или убийства, репрессии и фильтрационные меры становились все сильнее. Они просто устраивали зверства. Иногда брали людей, у которых был опыт военной службы, и забивали до смерти ногами.
— Несмотря на это, вы все это время оставались в городе. Когда поняли, что уже точно нужно уезжать из Херсона?
— Меня мое подполье попросило. Я понимал, что придет время и мне придется выбираться, поэтому попросил знакомых сделать мне документы. Я не стану говорить, как это делалось. Мне помогли сделать документы. У меня были телефоны, на которых удалось создать цифровую личность: аккаунты в соцсетях, историю поиска. Я перед сном на каждом телефоне гуглил что-то, что соответствует моей цифровой личности. Чтобы если человек посмотрит, то увидит, что вот бухгалтер занимается 1С. Я искал распространённые запросы, связанные с 1С, читал новости, связанные с бухгалтерией, подписался на каналы типа Типичный бухгалтер. Я мог ответить на наиболее часто задаваемые вопросы, но если бы углубились, я бы раскололся. Но я также понимал, что люди с высшим образованием не идут в российскую армию. Поэтому этих знаний хватило, чтобы поддерживать жизнь цифровой личности.
Но людей в Херсоне становилось все меньше и меня стали узнавать на улицах. И уже и спецслужбы и подполье сказали: «Костя, ты, наверное, будешь уезжать».
— Как выглядит ситуация в городе сейчас? Какие настроения?
— Люди устали и думают, что это надолго. И в этом плохое достижение украинской пропаганды. Не нужно было обнадеживать людей. Пусть бы поплакали, истерили, но поняли, что это надолго. Люди из-за этих эмоциональных качелей выгорели, отчаялись. Российская пропаганда прыгает на костях, говорит: где ваша деоккупация?
Я общаюсь с военными, занимаюсь аналитикой и понимаю, что поначалу не было оружия, была под угрозой столица, было то и другое. Постепенно эти трудности решаются. И сейчас, чтобы не жертвовать нашей живой силой, идут обстрелы на дальних дистанциях. Мы постепенно переносим войну на территорию противника, на территорию Крыма. И неважно, сколько у противника живой силы: когда им воевать будет нечем, она ничего не стоит. Но ведь людям этого не объяснить. Они хотят уже сейчас на гору российских трупов поставить украинский флаг.
— Херсонские коллаборанты не раз заявляли, что планируют провести референдум 11 сентября. Но, похоже, они отказались от этой даты.
— Референдум они могут провести в любой момент. Смоделируем ситуацию. Завтра в Херсоне отключат интернет и свет и через 2 дня мы увидим сюжет, что в Херсоне прошел референдум. Свет и интернет были отключены в целях безопасности, против партизан и HIMARS. Возьмут три многоэтажки на окраине города, пройдутся по ним, снимут видео с бабушками, — найти таких не проблема, — растиражируют все это. И скажут: референдум прошел.
Не проводят референдум они потому, что очень непонятна ситуация именно по Херсону. Без Херсона Херсонская область смотрится мелко в плане победы. А если провести референдум, а Херсон отобьют, значит, Украина у России отжала территорию? Россия говорит, что она пришла навсегда. А потом получится так, что Херсон забрали у России, это как? Поэтому они очень боятся проводить референдум в таких условиях. Все очень сильно зависит от нашего контрнаступления в последующие месяцы.
— Но ведут себя как: что они в Херсоне надолго или временно?
— Есть большая разница между высшим командованием и локальным на местах. Понятно, что наверх они пишут липовые рапорты, что все хорошо. По факту они видят, что происходит. Они же видят, какое жесткое сопротивление оказывает Херсон.
Предположим, провели они референдум. Но и после него придется постоянно держать огромное количество военного контингента, потому что здесь и линия фронта, и жесткое внутреннее сопротивление.
В Херсоне сопротивляется все: сама земля и люди. Сопротивление всеобъемлющее. Могут взорвать? Взорвут. Могут отравить? Отравят. Могут рассказать, где находятся военные? Расскажут. Если не могут ничего сделать из вышеперечисленного, то просто плюнут в стакан с водой — столь большое сопротивление.
Даже если оккупанты завезут огромный аппарат чиновников, учителей, врачей, пожарных — стоит убрать военных и кого-то обязательно утопят или повесят. Постоянно держать здесь огромное количество военного контингента — это полностью обнажить восточный фланг.
ФСБ-шники понимают, что Россия вряд ли пойдет на референдум и что в какой-то момент России придется уходить отсюда. А до этого нужно заработать. Поэтому они поставили на поток все: вывоз металла, техники, оборудования, ввоз спирта, торговлю наркотиками через Крым. Для них это золотое время, чтобы нажиться.
Если будет идти все так, как сейчас идет, в какой-то момент мы деоккупируем Херсон. И мы получим полностью разграбленный город. Он будет не разрушен, а разграблен, с обедневшим и психологически сломанным населением.
Когда откроют пыточные и массовые захоронения, когда разберут пожарища, где сжигали тела замученных в подвалах, когда все это найдут и идентифицируют, Буча будет казаться еще и не таким ужасом.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.