Ветеран АТО, нардеп Роман Костенко защищает Украину на юге (Фото:Роман Костенко / Facebook)Как продвигается наступление на юге, почему в Каховке «днровцы» мечтают сдаться в плен и где американское оружие — интервью с Романом Костенко
Роман Костенко, ветеран АТО и народный депутат от Голоса, который в рядах ВСУ защищает Николаевскую область, рассказывает, какое западное оружие уже попало на фронт на юге страны, чего не хватает для масштабного контрнаступления и почему вооружение в рамках ленд-лиза еще не поступает в Украину «караванами».
Цей матеріал також доступний українською
С военнослужащим поговорила Елена Трибушная, украинская журналистка, главный редактор и ведущая YouTube-канала Є питання.
— Какова сейчас ситуация на юге? Согласно сообщениям, несколько дней назад Вооруженные Силы перешли там в контрнаступление. Как сейчас развиваются события?
— Я не знаю, кто сказал, что кто-то перешел в контрнаступление. Если брать в глобальных масштабах, то контрнаступление — это когда кто-либо атакует наступающего противника. Противник здесь, в большинстве своем, находился в обороне. Если вы имеете в виду левый фланг в направлении Каховки, то сейчас там идут локальные бои, скажем так. И противник, и мы стараемся занять лучшие позиции для дальнейшего продвижения войск. Контрнаступление — это более глобальная операция. Сейчас мы пытаемся выбить противника с его позиций, противник пытается выбить нас, выбрать себе лучшие места для закрепления и создать условия для дальнейшего наступления. Поэтому я назвал бы это активными действиями на данном участке фронта.
— Можно ли там говорить о наших успехах сейчас?
— Да, у нас есть некоторые успехи, в частности по захвату некоторых территорий. Не буду говорить о населенных пунктах или прямо где и в каком месте, но у нас успехи есть, и наши бойцы сражаются очень смело. Идут бои, но я бы сейчас не забегал вперед и не говорил о каком-то там большом контрнаступлении. Я думаю, сейчас важно нам закрепиться, не дать закрепиться противнику и достичь тех целей, которые они задумали.
— Их цель — то, что они называют аннексией?
— Это глобальная цель, да, а сейчас они на том участке, о котором все говорят, пытаются маневрировать и отжимать какие-то высоты, лучшие населенные пункты, чтобы там закрепиться.
Я уже не раз говорил, что такое оборона, если рассматривать ее в целом. Первое — это отразить натиск противника, второе — нанести ему максимальные потери, третье — удержать занятые рубежи и четвертое — создать максимальные условия для наступления. Сейчас противника мы сдержали и не даем ему закрепиться на тех рубежах, на которых [он] находится, чтобы у него не было возможности создать себе условия для наступления. Уничтожаем его наступательный потенциал. И сами тоже маневрируем и ищем себе лучшие места. Еще раз — я бы не назвал это контрнаступлением, это война в серых зонах за улучшение позиций.
— Что происходит сейчас в Николаевской области? Там постоянные артиллерийские обстрелы. Откуда обстреливают и с какой целью?
— Николаев в последние дни противник все плотнее обстреливает. Есть жертвы. Обстреливает гражданский сектор. Жертвы есть также среди гражданского населения. Почему это делается? Сейчас наши бойцы начали вести более активные действия на линии столкновения, наносят больше потерь противнику, и противник сейчас ведет себя таким образом, что пытается искать с помощью разведывательно-диверсионных групп и каких-то малых групп прорывы в наших линиях, стремится наносить удары по городу. чтобы сломить моральный дух как местного населения, так и военнослужащих.
— Людей просят выехать из Николаева из-за обстрелов? Существует ли угроза новых попыток занять Николаев?
— Угроза взять Николаев всегда есть. С самого начала. Враг и сейчас, как видим, продолжает накапливать свои войска там, на территории Херсонской области. Я думаю, что больше это [эвакуация] из-за того, что противник обстреливает, а не из-за угрозы взятия города Николаев.
— Что нам нужно, чтобы перейти в масштабное контрнаступление на юге? Нам не хватает тяжелого оружия?
— Я бы рассчитывал, чтобы мы переходили не в контрнаступление, а в наступление. Хотелось бы, чтобы мы сбили наступательный потенциал противника, чтобы он уже не мог наступать, чтобы мы создали условия и пошли в наступление. Нам для этого нужно больше тяжелой техники, больше артиллерии и больше бронированной техники, потому что личный состав у нас есть, он мотивирован, заряжен на победу. Здесь стоят серьезные бригады, готовые выполнять задания, держат, скажем так, юг. Но мы должны понимать — да, можно пойти в атаку и завтра, но какие будут последствия. Мы же понимаем, что в России еще достаточно много техники, они 24/7 просто уничтожают все, всю инфраструктуру, все села, которые на передней линии. Просто круглосуточно туда стреляют, не понимая, есть там военные, нет там военных, есть там гражданские, нет там гражданских. Просто лупят, потому что туда легко попасть, большая цель, и у них много боеприпасов. Поэтому для того, чтобы нам не терять своих людей, а это, я считаю, самые лучшие люди, которые сейчас взяли в руки оружие и ушли защищать свою страну, нам нужны тяжелая артиллерия, оружие, реактивные системы залпового огня, чтобы можно было поражать их тылы, а пехоте уже идти за техникой.
— Когда мы с вами говорили последний раз месяц назад, вы сказали, что здесь, на юге, очень нужно и западное тяжелое оружие, которое тогда только начинали предоставлять. В какой степени оно с того времени уже дошло на юг?
— В какой-то мере оно пришло, выполняет задачи и достаточно эффективно. Если сравнивать с оружием, которое есть в России, то там вооружение прошлого столетия, и эффективность его, конечно, намного ниже, чем у того современного оружия, которое нам предоставляют наши партнеры. Но все же его мало, реально мало. Не в достаточном количестве оно, чтобы говорить о проведении наступательных операций так, как это можно было бы сделать, если бы его было достаточно. Потому мы ждем, наши люди ждут. Да, оно постепенно подходит, но темпы, конечно…
Когда подписали ленд-лиз, я думал, что завтра нам передадут все это оружие и — как во время Второй мировой целые караваны самолетов просто шли в Советский Союз на помощь — будут самолеты, все будет гораздо быстрее, и мы сможем переломить ход войны. Мы держимся, вооружение помогает, но его еще недостаточно для того, чтобы переломить ход войны.
— Многие думали так, как вы говорите, что когда будет ленд-лиз, то оружие пойдет в немеренном количестве. Вы и политик, и военный одновременно. У вас есть объяснение, почему так медленно все происходит? В какой степени это сложность бюрократических процедур, а в какой нежелание Запада дать столько, сколько нам нужно?
— Думаю, что здесь есть вопросы бюрократические, и Запад, видимо, не полностью понял трагедию. По-видимому, до сих пор пытаются «кормить крокодила». Помните, как Черчилль говорил: "Мы кормим крокодила в надежде на то, что тот съест нас последними". Я думаю, что все еще не поняли реальной трагедии, еще пытаются думать, что Россия опомнится. Говорят нам об оружии, но о таких снарядах, чтобы мы не доставали до России, и это при том, что Россия европейскую страну уничтожает крылатыми ракетами. Уничтожает инфраструктуру, гражданские объекты, бьет по вокзалам ракетами типа Точка-У. Это такая осторожность, очень близкая к трусости. Если бы все приняли и сказали: "Да подождите. Вопросы мира были решены еще после Второй мировой войны. Мы сказали: у всех есть границы, никто не должен их нарушать. Есть Европа — это святые границы. Кто нарушил это правило, пожалуйста — отвечайте», — и дали бы сюда оружие… Мы же не просим солдат, чтобы они приходили и воевали за нас, умирали за нас. Мы говорим: «Дайте нам оружие. Мы сами решим вопрос». Пока этого нет. Иначе я это не назову. Начинают что-то придумывать немцы, французы или еще кто-нибудь. Я ожидал большего. Мы деремся, мы ждем, мы благодарны за то, что есть, но хотели бы, чтобы все поняли, что эта война — не Украины с Россией, а России со всем цивилизованным миром. Если бы мы тогда не удержали Путина здесь, я уверен, что сейчас бы его останавливали на границах Польши или Балтийских стран.
— Вы буквально неделю назад выложили фото с американским крупнокалиберным пулеметом и написали: спасибо западным партнерам, но жду HIMARS. Вот сейчас уже точно известно, что HIMARS скоро будет в Украине. Вы можете объяснить, как такое оружие может изменить ситуацию на фронте? К примеру, на том же Херсонском направлении, что эти системы позволят делать?
— Да, информация, которая у меня есть — это будет небольшая партия, поэтому они изменят [ситуацию на фронте], но не знаю, насколько серьезно. Вы же понимаете, что изменяет [ситуацию] не само оружие, а его количество. Можно иметь две-три установки, например М777, и они изменят [ситуацию] буквально на локальном участке фронта, а если у нас будет их 10 — ситуация изменится. Еще раз говорю: у России достаточно много техники, они уже снимают с вооружения свои танки Т-62, да, они старые, но это танки. У них есть пушки, которые бьют не хуже тех, которые на 72-х стоят. Будем рассчитывать, что они [западные партнеры] их будут посылать нам больше. Изменят ли они что-нибудь? Да, изменят. Если они будут с ракетами, если они будут поражать цели на дальности хотя бы от 50 до 60 километров — это изменит состояние на фронтах. Если говорить о Херсоне — то мы сможем поражать их тылы. Мы знаем, где они находятся, мы знаем, где они размещают свои резервы. Мы их можем поразить, и тогда уже можно будет говорить об операции наступления на Каховку, или Херсон, или другие направления. Это будет достаточно веская поддержка, но нужно количество.
— Как вы думаете, они передают так мало, чтобы посмотреть, сможем ли мы с ней работать и можно ли ее в принципе доставить на фронт?
— Не знаю, какова истинная цель. Надеюсь, это только начало, что попытаются ввести в эксплуатацию, посмотреть, научить. Но я считаю, что в современном мире можно производить гораздо больше. У нас достаточно много специалистов, артиллеристов, которые могут быстро освоить это. Вот я говорил с людьми, которые осваивали М777, — они освоили ее по факту за несколько часов. И еще учили тех, кто показывал, как из них стрелять. Они им показывали, что сейчас действительно работает на войне, а какие приемы в войне с РФ совершенно не работают. Наши готовы овладеть ими быстро, поэтому нам нужно количество, потому что фронт — большой, российской армии — много. Они прут именно количеством, как во время Второй мировой войны. Потому отвечать нам нужно массированным плотным огнем. Для этого нужно количество вооружения.
— Вы сам из Херсона, из Каховки. У вас там остался кто-нибудь? Вы знаете, что там происходит на бытовом, человеческом уровне? Насколько активно там проходит «паспортизация» ? Насколько эти процессы будут обратимыми?
— Остались знакомые. Родственники, слава Богу, все уехали. Ну, что там происходит? Люди находятся в оккупации. Выезжающие — честно, приятно смотреть, когда они говорят: «Фух, слава Богу, мы уехали», — при этом, бросив все свое, они рады, что просто уехали из-под оккупации. Там противник ходит и рассказывает, что Украина больше не вернется — это одна часть. А другие — стоят «ЛНР», «ДНР», в основном в тапках, в старых касках времен Второй мировой войны, кто-то в спортивных костюмах, даже формы на всех нет, и проклинают происходящее вокруг. Кто пытается зайти в контакт, кто говорит: «Уезжайте отсюда, мы не хотим вам ничего плохого делать, главное, чтобы нас не посадили». Кто-то ходит мародерить. Одним словом, русская армия.
Паспортизация — это уже другой уровень, это вопрос ФСБ, высшего командного состава. Моральное состояние низкое у простых рядовых солдат, которые не хотят воевать и ждут, чтобы их поскорее оттуда отправили. Многие говорят: «Мы сдались бы в плен, но не знаем, как прийти на первую линию». Русские в начале их ставили на первую линию, а затем начали мешать со своими для того, чтобы они просто так не сдавались в плен.
Пытаются там давать какие-то паспорта. Уговаривают просто. Но люди массово не идут. Есть какие-то коллаборанты, поверившие в россиян, пришедшие в полицию или органы местного самоуправления. Мы их будем судить, я думаю, что они за это будут сидеть или уедут в Россию и станут никому не нужны.
— Кстати, о коллаборантах. Вы ведь сами работали в спецслужбах. Все эти стремоусовы и другие, которые перешли на сторону россиян — у наших спецслужб есть возможности, люди в Херсонской области, которые могли бы что-то с ними сделать? Ликвидировать?
— Вы мне такие вопросы задаете…
— Ну, чисто теоретически…
— Конечно, у наших спецслужб серьезные позиции, скажем так. А если их нет, то они будут их нарабатывать. Ответственность понесут все за свои деяния.
— Еще один вопрос, касающийся юга. Можете объяснить: насколько противокорабельные ракеты HARPOON, которые, как сказал [министр обороны Алексей] Резников, нам передали, помогут защитить юг, в частности Одессу, от риска высадки десанта, и другие города, которые россияне обстреливают с Черного моря? Возможно ли ими уничтожить российский флот и те подлодки, из которых они обстреливают наши города?
— Подлодки вряд ли. Только если они будут где-нибудь у причала, или поднимутся наверх, тогда можно будет их поразить, насколько я знаю. Скажу откровенно, они [HARPOON] даже психологически будут давить теперь на РФ, как прежде Нептуны. Они [россияне] тогда сомневались, а когда мы утопили их флагман, они начали вести себя осторожнее и не подходят на определенное расстояние к нашим берегам. Когда будет HARPOON, это действительно изменит ситуацию и они будут понимать, что у нас есть еще и такие ракеты, которые не уступают, а по некоторым характеристикам и лучше системы Нептун. А Нептун показал свою эффективность. Я думаю, НARPOON утопит такого класса корабли, которые утопил Нептун, даже несмотря на какие-то технические различия и современные технологии. Конечно, это даже психологически сделает так, что россияне не смогут близко подходить к нашим берегам. В том числе теперь и вопросы высадки десанта будут под сильным риском для них, потому что они будут знать, что мы можем попасть еще на подходе.
— Министр обороны Резников об этих ракетах так сказал, что я думала, что HARPOON уже здесь…
— Как сказал Резников, так оно и есть. Резников лучше знает.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.