Одна из 100 самых влиятельных людей мира. Разговор с Севгиль Мусаевой о том, как остановить расползание российской «раковой опухоли»
Главный редактор Украинской Правды Севгиль Мусаева вместе с президентом Владимиром Зеленским и главнокомандующим ВСУ Валерием Залужным вошла в 100 самых влиятельных людей планеты в 2022 году по версии журнала Time.
Война России против Украины — главные события 24 мая
В интервью Радио НВ Мусаева рассказала, что значит для нее эта награда, как об Украине говорят в США и почему следует и дальше убеждать мир в нашей правоте.
Видео дня
— Прежде всего, поздравляем с тем, что издание Time включило вас в список 100 самых влиятельных людей мира. С одной стороны, Time — это важное издание, но повод, по которому сейчас об Украине говорят во всем мире, трагичен. Что это за чувство?
— Конечно, я бы хотела такого признания совсем при других условиях. Если бы у меня был выбор, лучше бы этой войны не было — нет никаких сомнений. Когда мне об этом сообщили, с одной стороны, было действительно приятно, потому что это признание работы всех украинских независимых журналистов, мне кажется, и это признак свободы слова как одной из базовых ценностей, которые важны для нашей страны, которые нам помогают сейчас побеждать. А с другой стороны, я вспомнила всех коллег, знакомых, погибших во время этой войны. И, конечно, радоваться этому очень сложно.
— Расскажите поподробнее, что это за признание? Почему эти списки важны, кто туда попадает?
— Один раз в год журнал Time выбирает людей, которые оказывают большое влияние на то, что сейчас происходит в мире. Они выбирают во многих номинациях — Лидеры, Новаторы, Иконы, Звезды (Artists) и Чтение. Это люди из совершенно разных сфер. Со мной в номинации [Инновации] — известный колумбийский архитектор.
Если говорить о других номинациях, к примеру, среди журналистов есть еще Дмитрий Муратов, победивший в номинации Иконы. Это нобелевский лауреат Премии мира 2021, российский журналист, главный редактор [Новой газеты], которую пришлось закрыть.
Среди лидеров этого года мы увидели, например, [канцлера Германии] Олафа Шольца, [российского диктатора] Владимира Путина и многих других людей.
В моей же номинации Новаторы, кстати, мой любимый режиссер Тайка Вайтити, очень прогрессивный, интересный режиссер необычного кино.
— О чем сейчас в США больше всего спрашивают об Украине? Изменился ли фокус внимания за 90 дней войны?
— По разному. Есть люди, которые очень хорошо разбираются в ситуации. К примеру, у нас была встреча с конгрессменами, которые знают фамилии наших народных депутатов, очень подробно знают, что происходит. Например, была встреча с Берни Сандерсом, очень известным сенатором и политиком в Соединенных Штатах. У него были вопросы очень простые — почему все же Россия начала войну против Украины и что эта война означает.
Если говорить в общем, то есть один месседж, который мы слышали на всех встречах, — это восхищение украинцами и нашей храбростью. Второй месседж, что эта война беспрецедентна. От многих людей, которые посещали Украину, мы это слышали. Они никогда в жизни не видели ничего подобного, притом что это люди, имеющие опыт. Мы общались с военными, которые проходили афганскую, иракскую кампании, общались с журналистами, освещавшими, например, войну в Косово. То, что ты слышишь на каждой встрече, — это восхищение храбростью нации, журналистов, гражданского общества, власти. Второе — это ужас от того, что происходит.
— Советник главы Офиса президента Михаил Подоляк, рассказывая о кулуарах форума в Давосе, заметил, что в неформальных разговорах все чаще можно услышать тезисы о том, а как договориться с Россией, а как бы побыстрее эту войну закончить. Приходилось ли вам слышать подобные вопросы в США?
— Да, на самом деле эти вопросы звучат.
В конце [прошлой] недели в The New York Times был опубликован тот печально известный эдиториал, в котором редколлегия NYT решила посоветовать нам принять какие-то очень непростые территориальные решения для того, чтобы закончить эту войну. Могу сказать, что своими глазами видела, как менялась риторика.
Сначала это была риторика в поддержку — «вы сможете победить». Этот эдиториал почти все вспоминали на этих встречах, спрашивали: а что же будет вашей победой; вы понимаете, что деоккупировать Крым сейчас сложно; а если вы все же не сможете вернуться на границы 24 февраля; готовы ли вы прямо сейчас зарыть этот «топор войны» для того, чтобы пойти дальше? И ты начинаешь людям объяснять, почему это невозможно, в чем вопрос. Это первое.
Второй важный аспект, который у нас звучит не так, как хотелось бы, — это проблема food security, возможного голода из-за заблокированных портов, что мы не можем вывозить наше зерно из-за того, что у нас заминировано море. Это очень всех беспокоит, потому что под угрозой голода сейчас находятся 400 миллионов человек по всему миру. На прошлой неделе ООН проводила специальную конференцию, где собирались представители стран, которые пытались сделать что-либо возможное для того, чтобы разрешить этот вызов. Я думаю, что, конечно, есть разные варианты решения. Среди них наиболее, наверное, неблагоприятные для [Украины], когда нас просто будут уговаривать быстрее подписать какое-то [соглашение] для того, чтобы эту войну закончить, апеллируя к большому голоду по всему миру.
Читайте также: Голод и холод. Вторжение России в Украину приведет к невиданному росту цен на еду и энергоносители — Всемирный банк
Я этого, если честно, очень боюсь и считаю, что нам нужно также апеллировать к тому, что это не наша вина — Россия заминировала, Россия ведет себя как террорист. Украина в этой ситуации жертва, и не нужно ее заставлять принимать какие-то непопулярные решения для того, чтобы сейчас пожертвовать ею, чтобы эта ситуация имела решение. Это решение будет не на пользу нам и в итоге приведет к каким-то ужасающим последствиям в будущем.
— Есть ли у вас понимание, почему редакционная статья The New York Times появилась именно сейчас? Не могу не вспомнить, что другое известное издание Financial Times написало свою редакционную статью, по тональности отличающуюся, со ссылкой на данные Киевской школы экономики.
— Могу объяснить. Если говорить о Соединенных Штатах Америки, то в ноябре этого года должны состояться midterm elections — промежуточные выборы, которые скорее всего закончатся победой республиканцев, потому что, к сожалению, из-за большой инфляции поддержка [президента США Джо] Байдена падает. Есть впечатление у демократов, что Байден жертвует своим политическим весом для того, чтобы спасти Украину. Он многое для этого сделал уже и берет на себя, в частности, ответственность за то, что финансовая ситуация ухудшается и будет ухудшаться и дальше. [Существование ряда] факторов может разрушить двухпартийную поддержку [Украины].
Сейчас у нас есть поддержка и демократической, и республиканской [партий] — есть консенсус, несмотря на то, что есть некоторые представители трампистов, ставящие палки в колеса. Но это может измениться после того, как пройдут промежуточные выборы, потому что они — это уже первый этап подготовки к президентской кампании. А в президентскую кампанию демократы не хотят заходить с тем, что они будут обвиняться в ухудшении экономического положения из-за поддержки Украины. Этого не желают делать и республиканцы. И Трамп может использовать украинский вопрос.
Ситуация усугубляется тем, что внутренняя политическая тенденция в Соединенных Штатах не очень благоприятна.
— Может ли сейчас Украина каким-то образом влиять на ситуацию, объясняя это и американским чиновникам, и избирателям?
— На них очень действует месседж — если мы не освободим эти территории, они для Путина станут военной базой, как сейчас Крым, например. Он использует территорию Крыма для того, чтобы обстреливать украинские города. И если эта территория будет оккупирована, это будет означать неблагоприятные условия для всего региона. Это значит, что Крым и дальше будет использоваться для присутствия [РФ] в Сирии и это точно не подарит стабильность.
То есть краткосрочно — это сможет разрешить кризис, но долгосрочная [перспектива] приведет к более глобальным проблемам и к большей катастрофе, к которой этот мир может быть просто не готов.
— То есть продолжать говорить о том, что сейчас Украина защищает не только свои границы, но и безопасность цивилизованного мира?
— Да. К сожалению, этого понимания нет. К сожалению, мир все еще ставит во главу угла свои меркантильные интересы.
— Украина рискует попасть в условия или политические союзы, куда бы не хотела попадать, которые не в наших интересах?
— Да. Ни на один из таких компромиссов нам не нужно реагировать. Следует дальше отстаивать свою позицию, потому что мы платим за это слишком высокую цену, защищая сейчас глобальную безопасность.
— Насколько открыты для того, чтобы, по крайней мере, понимать и слышать такую позицию?
— Они слышат, они пытаются, если даже имеют какие-то другие взгляды. Кое-что они понимают, но от нашей позиции очень много зависит.
Сейчас идет дискуссия по обеспечению [Украины] оружием, прежде всего тяжелым. Очень дискуссионный вопрос, который звучал и во время нашего визита, — обеспечение украинской армии MLRS — это фактически РСЗО, которые есть у россиян, которых, к сожалению, нет у Украины.
Я бы сказала, что предоставление тяжелого оружия сейчас является критическим для Украины, учитывая эти потери. Эти потери в первую очередь из-за того, что нам еще партнеры не предоставляют это тяжелое вооружение, с которым мы можем идти вперед. Это очень важный вопрос, который, я надеюсь, решится для нас положительно, нужно это подчеркивать.
Читайте также: «Кровавый позор». Как российский дипломат в ООН ушел в отставку из-за войны России против Украины и что об этом говорят в мире
— В западной Европе мне приходилось слышать, мол, кому бы они ни помогали оружием, это все равно продолжение войны — «мы пацифисты или люди, просто выступающие против войны, не хотим вооружать никого». И не всегда действовал аргумент, что Украина сейчас защищается от агрессора, поэтому нам нужно оружие.
— Да, я тоже этот аргумент слышала. Действительно, пытаешься апеллировать к здравому смыслу: иногда выходит, иногда — не очень. Но я бы хотела проартикулировать, наверное, следующее. Если мы сейчас не можем защитить себя, это приведет к эскалации, но с российской стороны. В итоге это приведет к тому, что, к сожалению, россияне могут оккупировать еще какие-нибудь наши территории. Этого можно избежать только путем того, что нам дают это вооружение, потому что мы защищаемся, мы на своей земле, мы не хотим уходить куда-то.
Они боятся, что мы будем обстреливать российскую территорию, например. Но это чушь: мы просто хотим освободить то, что является нашим, не допустить расползания этих русских «раковых метастазов», «раковой опухоли».
Читайте также: У России хватит ресурсов на 12 месяцев «нормальной войны» — Буданов
— Каково ваше субъективное впечатление — готовы ли прислушаться?
— Если ты говоришь, объясняешь, апеллируешь; если ты добавляешь цифры, конкретику, как это повлияет, — это действительно помогает. Я знаю, насколько изменилась поддержка Украины, мне рассказывали об этом наши народные депутаты, послы, уже три месяца занимающиеся адвокацией, разъяснениями.
Очень важно держать фокус на Украине; не говорить, что мы устали. Следует делать, объяснять, аргументировать [всем]: не только украинским политикам, но и гражданскому обществу, журналистам, активистам, военным…
Мне, кстати, очень многие американские политики говорили, что им бы очень интересно было услышать мнение украинских военных. Они все восхищаются ими, но хотели бы пообщаться об имеющихся у них потребностях, насколько им сложно воевать, что им действительно нужно. Сейчас потребности армии в большинстве своем озвучиваются украинскими политиками, госслужащими, а они хотели услышать мнение военных.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.