Арестович: сил и средств противника не хватит даже до середины апреля. Интервью НВ

В какой части фронта наиболее тяжелое положение, и что произойдет, если российская армия начнет окапываться, — об этом НВ рассказал Алексей Арестович, советник главы Офиса президента.

17/03/2022, 17:41:22

Алексей Арестович, военный эксперт, а теперь еще и советник главы Офиса президента (ОП), после начала войны благодаря своему оптимистическому взгляду на происходящее быстро приобрел славу главного «успокоителя» страны. Не изменил себе он и в беседе с НВ, рассказав об оперативной ситуации на фронте, а также особенностях военкоматов в Западной Украине и даже своих планах на будущее.

— Одна из самых горячих точек на подступах Киева — населенные пункты Буча и Гостомель. Можете прокомментировать, что там происходит?

— Там противник стал в оборону больше пяти суток назад. Они не предпринимают никаких наступательных действий, потому что исчерпали свой наступательный потенциал. Исчерпали потому, что мы им нанесли поражение наземными войсками и ракетными войсками, артиллерией, авиацией. И вчера, рассчитав, где они находятся, получив данные по ним, нанесли огневое поражение. Никакого наступления на 50 км, как успели провозгласить очень далекие люди от войны, и которым очень нужны перемоги, со стороны украинских войск не было. Поработали немножко наши наземные войска, без подробностей. Но основное поражение было нанесено артиллерийскими ударами — погибло много живой силы и техники противника, уничтожены запасы.

— А как на восток от Киева — Борисполь, Бровары, Бородянка?

— Там они остановлены, их лупит наша артиллерия, наземные войска. Поэтому здесь тоже можно не волноваться. Это то же самое, что и на северо-западе. Позиционные бои, тактические, мелкие, на попытку улучшить ситуацию артиллерия работает.

— Тогда по поводу Изюма: там тоже была тактическая атака. Наши, насколько я понимаю, закрепились на юге города, а север Изюма был занят оккупантами?

— Да. Там река разделяет. За Изюм идут тяжелые бои, и город пытались обойти российские войска. Наши силы сходили в контратаку и разбили их на одном из направлений при попытке обойти город. Это бои тактического значения, но тем не менее. Все равно приятно.

— Да. Я слежу за российскими телеграмм-каналами, они рисуют окружение нашей группы ООС от Харькова и до юга.

— Близко нет никакого окружения. Там есть прорыв у Волновахи, которая фактически прекратила существовать. И наша группировка завернула от Волновахи с востока на запад, чтобы те не могли напасть. Россияне пытаются наступать на Угледар. Создают довольно реальную угрозу нашим войскам, но пока она не воплотилась в жизнь. Угроза окружения есть только одной бригаде, не группировке в целом. Но и с этим мы работаем.

— Насколько я понимаю, особенно на востоке русские довольно много пускают в бой людей, «мобилизованных» с «ЛДНР»? Есть ли какие-то данные, приблизительно сколько погибает таких людей?

— У нас нет пока точных данных, которыми мы могли бы всерьез оперировать. Но мы имеем показания их пленных. Один из них говорил, что их использовали в зоне ОСС, потом перебросили под Харьков и в результате из 2 тыс., которые с ним вместе призвали, осталось в живых только 20. Надо же понимать, как их используют. Сейчас идет второй день штурм Авдеевки. Их бросают на городскую застройку, где украинцы годами создавали оборону, с минными полями, территория пристрелена. «Мобилизованных» с «ЛДНР» посылают волнами, а за ними идут кадровые российские части. Можете представить, что с ними происходит, с этими несчастными.

— Меня поражает их обмундирование. Эти же советские каски и прочее тридцатилетней давности.

— Даже своим видом они показывают, что это мусор для них. Донбасс в полной мере сейчас может ощутить, что значит забота России о них и о других регионах.

— Какое направление на Донбассе самое сложное?

— Северодонецк, Авдеевка сейчас, где-то Попасная, хотя там меньше. Ситуация севернее Волновахи и Изюм. Мариуполь, конечно.

— Я слушал по перехватам, что на Мариуполь враг запускает солдат малыми группами, и они почти все уничтожаются.

— Они странные люди. Малые группы можно оправдать тем, что они боятся, что мы будем наводить артиллерию. В принципе это разумно, но малые группы становятся уязвимыми, впрочем, как и большие для сил обороны. Если убивают генерал-майора элитной 150-ой дивизии Олега Митяева — экспериментальная дивизия с двумя полками танковыми, хорошо обученными, — то это показатель. Митяев прославился очень жестоким обращением с местным населением без разбора.

— Я так понимаю, что российский Генштаб их все равно направляет в бой?

— Безусловно. Почему, собственно, Митяев и оказался на первой линии фронта. Он скорее всего пошел показать своим примером, как нужно воевать. Потому что его солдаты отказывались вступать в бой. Обычно генерал оказывается убитым в ближнем бою только, если он прибыл лично руководить на месте.

— Сейчас, насколько я понимаю, на Мариуполь с запада пытаются довольно-таки сильно давить?

— Да. Со стороны Бердянска. Со стороны востока город хорошо защищен.

— Я потерял информацию по нашему гумконвою, который ехал в Мариуполь.

— Не пропустили они его в Мариуполь. Там представители церкви есть. И даже их не пропустили.

— И начали с моря, с военных судов обстреливать Мариуполь?

— Они все средства применяют для того, чтобы сломить город.

— Но, судя по тому, что происходит, россияне большей частью просто стреляют по каким-то жилым массивам.

— Безусловно.

— Насколько велик урон, который они наносят урон нашим военным?

— У меня есть связь постоянно с защитниками города, военными. Они говорят, что не чувствуют особого военного ущерба для себя. А вот мирные — да, конечно, их беспричинно бомбят.

— Тогда давайте дальше: русские до сих пор скапливают войска вокруг Херсона и пытаются обойти Николаев?

— Русский стиль войны. После того, как в Чернобаевке накрыли не просто вертолеты, а по нашим прикидкам передовой командный пункт группировки на этом направлении, у них возникла ситуативная паника. Они панически побежали из-под Николаева, и бегство было остановлено каким-то там полевым командором. Они частично вернулись на позиции. Сейчас там идут бои.

— И по Одессе…

— За Одессу можете не беспокоится совершенно.

— Была информация, что стреляли по селу Тузла в Одесской области.

— В районе села. Они стреляли не прицельно. Их задача была вызвать наши огневые средства на бой, чтобы их поразить. Выманивали. Но наши поступили мудро, не ответили, поэтому, они не обнаружили системы огня. Конечно, риск десанта сохраняется. Но я не думаю, что он будет прямо на Одессу. Они же понимают, что будут немедленно уничтожены. Россияне попытаются найти дырку, сейчас ведут разведку. Кое-что они пытались сделать, но патрульный корабль Василий Быков может рассказать, чем все закончилось [судно было потоплено украинской обороной].

— То есть, в лоб они не могут напасть. Давайте условно смоделируем ситуацию: в Одесской области они же все равно не могут высадить достаточное количество техники?

— Конечно, нет. Это очередное самоубийство. Вертолетный десант они уже прекратили делать. Потому что по Украине у них было 30 попыток вертолетного десанта, и только одна удачная.

— По поводу нашей противовоздушной обороны. Довольно-таки много сбивают самолетов.

— Скоро сотня будет, 83 было на утро, работают все виды ПВО. Кроме того, часть погибает в воздушных боях. Наши истребители сбивают их.

— Вся эта история о Призраке Киева, непобедимом украинском летчике, который сбил десятки самолетов, она, конечно, овеяна легендами. Скажите, это только легенда?

— Мы много сбиваем, и я не думаю, что это один летчик. Это скорее группа таких Призраков Киева.

— Вы в одном из интервью вы сказали, что в ближайшие две недели или будет какой-то прогресс по переговорам, или война продлится до мая. Что скажете теперь?

— По расчету, сил и средств противника не хватит даже до середины апреля.

— Или они будут окапываться и держать большие города в осаде?

— Они однозначно будут пытаться окапываться, пытаться держать оборону. Но только давайте представим: когда они стоят на месте, а мы точно знаем, где они находятся — это легче, чем ловить в степи колонны. Кроме того, пойдет «зеленка» — весна, появится зелень. И нашим партизанам, спецназу и местным жителям станет ой как комфортнее наводить и ловить. Они фактически заходят в воронку катастрофы, у них особо выхода нет их этой ситуации. Наступать они не могут. Теряют эту способность с каждым днем. Стоять на месте — это смерти подобно. Попытка удерживать территорию им обойдется чуть ли не хуже, чем наступление. Поэтому, единственный выход — им выметаться отсюда.

— Ваши успокоительные видео очень популярны, говорят, от них уже воду заряжают, ваше фото на лекарствах скоро будет. Как вы относитесь к такой специфической популярности?

— Иронично.

— Эту роль успокоителя народа вы выбрали или вам поручили?

— Невозможно поручить успокаивать целую нацию, такое может сложиться только ситуативно. Я много лет занимаюсь психологией, видимо, чему-то выучился. Мне трудно было оценить степень моего воздействия на людей, я просто делаю свое дело, стараюсь успокоить публику. Судя по результатам, говорят, получается.

— Вы каждый день бываете в ОП. На ваш взгляд, насколько эффективно люди там работают?

— По-моему, очень эффективно. Не будем забывать, что ОП не является единственным органом. Есть Кабмин, главы ОДА, местная власть. Но не все так просто. Меня доставал бизнес — крупный, мелкий, средний по волонтерским делам, по гуманитарным. Я пошел к премьер-министру Денису Шмыгалю, проговорил с ним час по болезненным вопросам и конкретным кейсам, которые предлагал бизнес, волонтерское движение. Он дал на все исчерпывающие ответы, показал реальные механизмы, которые созданы, постановление Кабмина, голосование в Верховной Раде, указы президента. Я пошел обратно к бизнесу и говорю: ребята, так вот же есть программа. Они говорят: нет, это, конечно, все замечательно, признаем, но вот есть еще отдельные недостатки. Я говорю: дайте мне список недостатков. Этот разговор был шесть суток назад. До сих пор нету списка недостатков. То есть Кабмин организовался, президент организовался, Верховная Рада организовалась, а вот те, кто предъявляют нам претензии, не могут предъявить претензии даже в письменном виде.

Единственный серьезный недостаток — это как ведут себя отдельные главы военкоматов западной Украины. Когда повестки преимущественно вручаются приезжим, а не местным, а в отдельных случаях даже с нарушением отсрочек от призыва. Такое действительно есть, с ними сейчас разбираемся.

— Вы уходили из власти, а потом вернулись — почему?

— Я поехал в военкомат с утра в начале войны и даже взял с собой четырех друзей, чтобы мы вместе пошли в одно подразделение. Но мне позвонил глава офиса Андрей Ермак и сказал: ты нужен здесь. Я, как любой офицер, приучен находиться там, где наиболее эффективен. Мне кажется, что те задачи, которые я решал бы как командир батальона, может решать множество людей, а вот те задачи, которые решаются здесь, — может только один Арестович. Я согласился и приехал в офис, не зная, что меня ждет. Со статуса советника я же не уходил, а обязанности уже по принципу: сколько сам на себя возьмешь — все твои. Я охотно взялся за несколько серьезных направлений. Про часть из них вообще нельзя говорить, даже, наверное, после войны. Но могу намекнуть, что такое статус советника. В книгах об Эрасте Фандорине [писателя Бориса Акунина] такое называлось «чиновник особых поручений». То есть, это далеко не сводится к тому, чтобы общаться с медиа или успокаивать. Есть масса практической очень конкретной работы, которая совершается не только в Офисе и даже не только в Киеве.

— Вас уже называют новым украинским секс-символом наряду с главой Николаевской области Виталием Кимом. После войны будете участвовать в шоу Холостяк?

— Да какой же холостяк, если я женат и у меня трое детей. Я посмотрю, что будет после войны. Я вам скажу другое. Весь мой опыт в психологии говорит, что как бы маятник не качнулся в другую сторону, когда опять вернется нелюбовь к Арестовичу, или, как минимум, наполовину нелюбовь. Особенно, когда война закончится и придется давать оценки происходящему. Начнутся политические дискуссии, и, я думаю, что минимум половина тех, кто сейчас носятся со мной как с иконой, будут писать, что я все-таки мудак. Поэтому я очень спокойно и иронично к этому отношусь. Не знаю, [шоу] Женатик, Холостяк, но, если будут предложения, — рассмотрим. Почему бы и нет. Это весело. Я все-таки 17 лет был в театре и кино.

Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.