Протестующая выкрикивает лозунги во время акции в поддержку иранских женщин после смерти Махсы Амини у консульства Ирана в Стамбуле. Турция, 7 ноября 2022 г. (Фото:REUTERS/Dilara Senkaya)«Дроны/ракеты могут ударить по Москве». Иран — в шаге от вооруженного восстания. Чем это обернется для Украины и России — интервью с экспертом
Парламент Ирана требует от судебных органов принять «решительные меры» в отношении участников протестов, обвиняемых в «беспорядках». В стране силовики задержали более 10-ти тысяч граждан.
Директор Центра ближневосточных исследований Игорь Семиволос в интервью Радио НВ пояснил, что происходит в стране, которая стала союзником Кремля в войне против Украины и чем восстание может обернуться для Украины и России.
— Я не поверил, когда увидел решение парламента Ирана о казни 14 тысяч человек, участвовавших в протестных акциях. Должен быть какой-то предел, даже в стране, в которой существует религиозная диктатура. Или эта страна уже долгое время находится под санкциями, а с точки зрения соблюдения прав человека, ей терять вроде бы уже нечего? Может быть, это фейк?
— Ситуация действительно сложная. И о том, что возможно такое решение, говорили уже около недели. До этого (по крайней мере из уст представителей корпуса Стражей исламской революции) также звучали угрозы участникам манифестаций и мирных демонстраций. То есть по всему видно, что режим пошел по пути эскалации и, скажем, расширения насилия.
Теперь я сразу скажу: это голосование пока не является непосредственным приговором. Это скорее акт устрашения, потому что решение все равно принимает верховный лидер. А верховным лидером является Али Хаменеи, от его решения будет зависеть окончательная судьба многих людей, в том числе и тех, которые были задержаны во время демонстраций.
Еще важно отметить также, что риторика иранских органов безопасности, прежде всего, конечно, Корпуса стражей, с каждым днем ужесточалась. Если посмотреть на их действия, то они пытались, как минимум, не превращать ситуацию прямо в расстрел. И вот уже три или четыре дня назад мы видим активное применение уже автоматического оружия против участников демонстраций. То есть, режим постепенно переходит на уровень массовых убийств.
— То есть, возможна ситуация, когда парламент Ирана и Али Хаменеи разыгрывают комбинацию, которая называется обычно злой и добрый полицейский? И, может быть, Аятолла сыграет и провозгласит какое-то помилование для этих людей? С наказанием, конечно, но будет выглядеть как суровый лидер, но справедливый. Мы с вами помним исторические аналогии.
— Да, совершенно верно. Такая ситуация не исключается. Это может быть. Но здесь иранский режим попадает в так называемую ловушку эскалации.
Она состоит в том, что подобные процессы в Иране происходят с определенной регулярностью. Мы наблюдали беспорядки и в 2017 году, и в 2019 году. В отличие от всех предыдущих беспорядков, эти большие беспорядки имеют столь длительный характер, они продолжаются более 50 дней. И уровень интенсивности этих волнений только увеличивается.
Смотрите, что пробует делать режим. Сначала он применяет обычные средства обуздания людей — это традиционные нападения на высшие учебные заведения, использование полиции, парамилитарных образований и разгон демонстраций на улицах.
Этот метод не сработал, потому что людей становится все больше. И применения такого (я бы не сказал, что это чрезмерно: с точки зрения любой демократической страны, без сомнения, это чрезмерное насилие, а с точки зрения Ирана это, условно говоря, обычное насилие) обычного уровня насилия не привело к сворачиванию протестов, а наоборот — протесты начали только увеличиваться. И в некоторых случаях это приводит к тому, что люди переходят к более таким серьезным методам борьбы, то есть по сути — к вооруженному восстанию. И когда ситуация балансирует на грани насильственных и ненасильственных методов, режим применяет новый уровень насилия.
Если делать какие-то параллели, то представим себе, когда Майдан стоит полтора месяца, применяются законы 16 января. И эти законы 16 января — это когда власть поднимает уровень насилия на новый качественный уровень.
И это решение [иранского] парламента можно, очевидно, при определенных условностях сравнить с законами 16 января. То есть тогда, когда парламент уже начинает совершать чрезмерное насилие. И это означает в иранской ситуации переход от мирных ненасильственных методов к насильственным методам конфликта.
— Что может быть дальше? Ведь наказание не менее 14 тысяч человек — это…
— Это восстание. Это даже не обсуждается. Взрыв такой произойдет в Иране, что мало места будет всем.
— Люди вышли на улицу из-за того, что обидели женщину. Восстание будет при любых условиях? Даже если отменят решение парламента о смертной казни, но начнут какие-то сроки заключения людям давать, например?
— Они и так дают сроки заключения. Проблема в том, что это уже не спасает режим. Режим оказался в сложнейшей ситуации, в которой любое смягчение риторики рассматривается как проявление слабости. Они сами себя загнали в эту ловушку и, по сути, у них очень мало простора для маневров.
И это соответствует логике конфликтов, когда для людей, ранее не присоединявшихся к конфликту, не становившихся частью конфликта, а лишь наблюдавших, для них наступает момент истины: выходить на улицу или нет? И я думаю, что в этой ситуации безопаснее будет выходить на улицу и начинать битву с этими же органами безопасности, чем ждать дома, когда за тобой придут. То есть, ситуация может полностью выйти из-под контроля. И как минимум мы можем увидеть вооруженное восстание в некоторых регионах Ирана.
Ключевыми, конечно, остаются крупные города, прежде всего, Тегеран. И я даже боюсь прогнозировать, что там может произойти. Потому что мы имеем уже историю. Это ведь не первый раз в истории Ирана происходит нечто подобное.
Режим Мул даже переплюнул в своей жестокости режим Шаха. В 1978 году развернулись такие бурные события, которые в конце концов привели к свержению режима по такому же сценарию почти один в один. Я иногда думаю, что это просто какая-то ирония судьбы. Тогда также против участников применялась и смертная казнь, и огнестрельное оружие, и все остальное. Но это не остановило людей. За несколько месяцев в городах возникли баррикады, гражданские конфликты.
Это ждет Иран сейчас, потому что, объективно говоря, созрели все условия для этого.
— Мы с особой тщательностью наблюдаем за происходящим в Иране, потому что стали свидетелями организации военного альянса со страной-оккупантом, с Россией. Что нас интересует в этой истории? Какую помощь в дальнейшем Иран сможет оказывать России. Есть информация о том, что транспорт с иранскими дронами во время переправки в Россию серьезно пострадал или даже сгорел. Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию, если она у вас есть.
— Я тоже видел эту информацию. И есть утверждение о том, что корабль был охвачен пламенем. И вроде бы на этом корабле перевозили дроны. В каком состоянии эти дроны, в каком состоянии этот корабль — неизвестно. Причины, по которым этот корабль загорелся, также неизвестны. Но если это так, то это неплохая новость для нас.
В этой истории с участием Ирана в войне против Украины думаю, что интересы Украины и восставшего иранского народа совпадают. И мы, и они хотели бы увидеть нынешних лидеров иранского народа повешенными на кранах в Тегеране, как это обычно делали иранцы.
— Но значит ли это, что при смене власти в Тегеране будет изменена и политика поддержки России, как вы считаете?
— Абсолютно. Это полностью означает, что в результате революции все соглашения, заключенные нынешним правительством с Россией, будут отменены. Более того, мы можем получить идеальные возможности для сотрудничества с Ираном, в том числе те же дроны и ракеты могут в таком случае полететь по Москве.
— Пока не произошло этого свержения правительства в Тегеране, вообще существует какая-то возможность заблокировать транспортные потоки, по которым они поставляют это оружие, дроны и главное ракеты. Потому что ракета — это крупногабаритный груз, который нужно перевозить либо крупными транспортными самолетами, либо по морскому пути. Хотя бы теоретическая возможность заблокировать перевозку в Россию, или замедлить, на войне это имеет огромное значение, замедлить процесс поставки России этого оружия. Это возможно?
— Трудновато это сделать, учитывая, что между Ираном и Россией существует морское сообщение через Каспийское море, а еще можно самолетами перевозить через центральную Азию или Кавказ. Пока железнодорожным транспортом, слава Богу, нет: не успели они построить этот участок железной дороги между Азербайджаном и Ираном, но планируют это сделать. И в каждом из этих случаев, конечно, помешать будет сложно.
Но отслеживать такой транспорт можно и нужно. Каждый раз, если такой транспорт будет пересекать воздушное пространство одной из стран Центральной Азии или Кавказа или будет зафиксирован на Каспийском море, это все будет отслеживаться и по возможности — уничтожаться.
Мы должны фиксировать все эти перемещения и не давать возможности тому же Тегерану или еще кому-то снова водить мир за нос и пробовать всех обманывать, как они пытались это делать, врать практически всему миру.
Я так понимаю, что в самом Иране эта история вызвала неприятие у очень многих, даже сторонников режима, которые хотели бы сохранить дистанцию. И уже сейчас чем дальше, тем больше разворачивается дискуссия. Я понимаю, что Иран сам загнал себя в эту ловушку, но как минимум я думаю, что мы должны поддерживать те голоса, которые все чаще ставят вопрос ребром, что Иран делает и какую он готов заплатить потом цену за такое поведение. И перед Ираном, и перед иранским народом, и перед иранской диаспорой, и перед всем миром мы должны ставить этот вопрос. Потому что Иран за все эти действия должен заплатить жесточайшую цену — и деньгами, и жизнями, и своим будущим.
Теги: Россия Интервью НВ Иран Тегеран Украина-Иран Радио НВ Война России против Украины протесты в Иране Иранские беспилотники иранские ракеты
Читать далее