Рустем Умеров (Фото:Рустем Умеров / Rustem Umerov / Facebook)«Приспешникам РФ будет жесткий ответ». Переговорщик с Россией Рустем Умеров — о дронах из Ирана, Абрамовиче и своем отравлении. Интервью
Рустем Умеров стал главой Фонда государственного имущества Украины, но до этого народный депутат был и членом украинской делегации на переговорах с Россией.
Именно он был одним из делегатов, которых отравили на переговорах с РФ еще в начале полномасштабного вторжения, что он подтвердил НВ.
И он причастен к большому обмену пленными, который состоялся 21 сентября.
В интервью Радио НВ Умеров рассказал, как Украина работает со странами Ближнего Востока или Центральной Азии, чтобы повлиять на Россию; как действовать в отношении Ирана, поставляющего агрессору дроны-камикадзе; что происходит в Крыму из-за «частичной мобилизации» и «хлопков» и может ли диктатор Владимир Путин сорвать выполнение зернового соглашения.
— Территорию Украины снова атаковали дроны. Мы увидели это в Одессе, Николаеве, Сумской области, в Киеве. Появились новости, что Иран намерен даже передавать России баллистические ракеты. Если я правильно понимаю, вы являетесь одним из переговорщиков с Саудовской Аравией и Турцией. Мы знаем, что для Саудовской Аравии Иран является врагом, у Турции немножко более сложные отношения с этой страной. Во время ваших переговоров, говорили ли вы с представителями этих стран об Иране? Есть ли какая-то возможность у них повлиять на то, что они сейчас делают?
— Я представляю свою страну. Там не отличается, с кем мы ведем переговоры. В этом плане у нас есть государственная позиция. Мы ее будем отстаивать. Украина прежде всего. То есть, будем реагировать на любую опасность со стороны Ирана — политически и дипломатически. Потом будем смотреть, что и как можем делать. Пока не могу рассказать.
— У наших американских партнеров не получается пока ничего поделать с Ираном. Они вели переговоры по их ядерной программе, но пока нет результатов. Возможно, мы сможем повлиять именно с помощью этих стран, о которых я говорил.
— С точки зрения нашей геополитической стратегии, мы будем жестко отвечать любым опасностям со стороны любых стран, которые сейчас поставляют оружие или убивают наших граждан. В этом отношении Иран тоже перешел эти красные линии. Не могу сказать от имени государственных институтов, это мое личное мнение. Он сейчас присоединяется к войне против нас. Мы будем жестко отвечать. Скоро все приспешники этой страны-агрессора увидят.
Инфографика: НВ— Так или иначе, арабские страны продолжают пожимать руку Путину. Мы видели, что президент Объединенных Арабских Эмиратов был в Санкт-Петербурге, в Астане Эмир Катара встречался с Путиным, у них были также какие-то переговоры. Как вы думаете, это какая-то недоработка с нашей стороны? Как вы это объясняете?
— Я бы, во-первых, попросил бы не принижать себя. Это очень неправильная, не государственная позиция. В том плане, что мы будем еще и плакать. Нет не нужно.
У нас есть свои интересы. Мы должны смотреть, как мы развиваемся. Мы будем влиять на геостратегию. Сейчас у нас есть опасность в Черном, Средиземном море, Ближнем Востоке. Мы работаем. Открываем стратегические отношения.
Если мы не приобщались к проблемам Ближнего Востока или Центральной Азии, или Кавказа, или других регионов, а потом приходить и говорить, что они давят, — это как-то неправильно, не по-украински, неполноценно.
Хотел бы, чтобы все знали, что Украина сильная страна, она хочет стать европейской натовской страной.
У нас была дипломатия с этими странами, государственная политика сейчас развивается. У нас будет наша политика на Ближнем Востоке, в Африке, Латинской Америке, Азии. У нас органические наши партнеры — это Европа и северо-американские партнеры. Мы на неорганические регионы выходим, восстанавливаем эти стратегические проекты.
— 21 сентября состоялся обмен пленными, когда освободили и 10 иностранцев. Какая-то была роль наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда ибн Салмана. Вы лично встречались с ним. Можете ли вы рассказать, какой была его роль? Я спрашиваю, потому что были те костюмированные обращения Оксаны Марченко, жены предателя Виктора Медведчука. Она и к саудитам, именно к ибн Салману обращалась, к Эрдогану, к Путину. И дальше мы увидели, что все эти трое разных лидеров принимали участие в том, чтобы Медведчука освобождать.
— У нас есть своя позиция, свой государственный интерес. В чем стратегия? В том, что эти страны, имеющие политические отношения или торговые отношения с [Россией], имеют также и дипломатические отношения с нами.
Наша позиция заключалась в том, чтобы вытаскивать наших ребят. С точки зрения переговорных процессов, у нас была гражданская эвакуация, то есть из временно оккупированных территорий, которую мы делали с Минреинтеграцией и в состоянии были вытащить с временно оккупированных территорий 400–500 тысяч [человек].
Потом мы начали работать над тем, чтобы вытаскивать наших военнопленных. И это остается нашим приоритетом номер один.
Посмотрели, какие страны имеют отношения с нашим северным соседом, поэтому в этом плане украинских граждан мы вели через Турцию. Потом посмотрели, что есть военнопленные, воюющие на нашей стороне — мы их не различаем по паспортам, но они иностранцы. Поэтому мы посмотрели, кто еще имеет эти стратегические отношения, которым Россия не сможет отказать. Это была Саудовская Аравия. Посмотрели, что Саудовская Аравия может и хочет играть роль, чтобы приобщиться к этому конфликту, к этой войне. Мы предложили, а они взяли этот трек с военнопленными иностранцами.
С другими странами также работаем: смотрим, на каком треке, как мы можем вытаскивать наших ребят. И с теми странами работаем, которым Россия просто не может отказать. Или они в ОПЕКе (Организация стран — экспортеров нефти — ред.) находятся, либо они газом торгуют, либо нефтью. Два доллара на нефти играют для них очень опасную [роль].
Мы показываем, что мы сильны, мы стратегически восстанавливаемся. Мы всегда не забываем, что фокусируемся на наших военнопленных, вытаскивая их, и также отстраиваем свою стратегическую роль в этом регионе.
— Российский олигарх Роман Абрамович принимает участие в переговорах еще с самого начала, когда еще были российско-украинские переговоры в марте, кажется, и в апреле. Какова его роль? Он летел вместе с военнопленными, иностранцами, когда они были освобождены, одним самолетом. Можете ли вы больше рассказать об этом?
— Я не хочу вдаваться в подробности этих обменов. Но гуманитарный трек через ООН или международные организации у нас остается. Потому что мы фокусируемся на военнопленных, гуманитарных треках. Я в подробности не хочу изображать, как эти гуманитарные треки работают, чтобы не давать возможности другим [эту информацию] использовать.
Но мы сосредоточены на том, чтобы вытаскивать наших военнопленных. И мы работаем в рамках наших стратегических интересов. И работаем так, чтобы у нас был продуктивный результат. И мы его показываем.
— В марте вы опровергли информацию о том, что якобы вас и Абрамовича отравили на переговорах с Россией на белорусской границе. Вы еще написали тогда у себя в Facebook: «Не читайте до обеда советских газет». Но об этом писали BBC, The Wall Street Journal. Как вы видите цель таких публикаций?
— Я сделаю разъяснение. Нет, такое случилось. Но это произошло за три недели до этих публикаций. Поэтому в этом плане были сделаны некоторые коммуникационные ошибки.
То есть да, это было. Но в то время, когда это писалось, уже неправда. То есть, произошло за три недели до того, как это стало известно.
Я даже в то время не знал, что это стало известно всем. Потому я и объяснял. Там у нас была задержка с коммуникационщиками, то есть маленькая неожиданность была. Я даже не знал, что к тому времени это уже было в СМИ.
— То есть действительно вас пытались отравить на этих переговорах?
— Такое произошло. Где произошло, как произошло, как это произошло, с кем это было и так далее, я не хочу отвечать. Работают еще коллеги по этому направлению.
Откуда это было? Это была закрытая информация.
— Михаил Подоляк является советником Офиса президента и он также входил в эту переговорную группу, в которую вы входили. Он нам рассказывал, что на первых встречах с россиянами, на этих переговорах на белорусской границе была такая атмосфера — «мы вас сейчас поставим на колени». Это было самое начало, много неопределенности, они заходили армией с трех сторон. В тот момент многие не знали, что будет дальше. Как вы запомнили эти первые переговоры? Какие впечатления были у вас тогда?
— Если по-русски сказать — «я не влюблялся, чтобы не разочаровываться». У меня не было [никаких ожиданий]. Чувствовалось, что надо драться. Никаких вопросов к ним не было.
Мы приехали и жестко поставили свою позицию: «Сражаемся, так сражаемся, что говорить об этом?»
Мы были уверены в себе, мы представляли страну. Для нас эта гордость была, что мы представляем свою страну. Мы ощутили поддержку всех граждан, всех людей.
Никаких переговоров с террористами. Мы бы не позволили протянуть [им] свои тезисы. То есть мы отстаивали свое. Это чувство внутреннее.
Внешнее: да, они причуды какие-то придумали, говорили о каких-то тезисах или нарративах, которые вы всегда слышите из их пропагандистских каналов. Но мы полностью были, как действительно хорошая, сильная команда, которая держала позицию государства.
— Путин уже несколько раз говорил, что Россия может отменить зерновое соглашение. Украина вела переговоры именно с Турцией по этому поводу, вы лично принимали в этом участие. Знаем ли мы, каким образом реагируют в Турции на то, что Путин снова шантажирует, что это зерновое соглашение может быть прекращено, что Россия не даст экспортировать украинские зерно в те страны, которые в нем нуждаются?
— Во-первых, это мир нуждается в этом. Если закроют, мы будем держаться, как и держимся. Аграрии сказали: «Если нужно, будем держать свою позицию». Мы действительно как государство смотрим, что фермерам было бы хорошо, чтобы платили деньги, чтобы экспорт был. Это наше суверенное право.
Но война внесла коррективы. К нам обратились из ООН. Вместе с ООН была гарантом и Турция. Они смотрели: если украинское зерно не уедет на африканские или азиатские рынки, начнется миграция. И эта миграция коснется европейских стран. Уже к тому времени, когда вели эти переговоры по Agro Food Security, уже была опасность миграции. И уже были страны, как Йемен или другие, которые уже не вытягивали. Им нужно было зерно.
Наша делегация показала красные линии, по которым они не пройдут. Они показали, по которым можно проходить. Турция поддержала, ООН поддержали. Мы решили эту проблему.
А то, что Россия будет шантажировать… Не нужно влюбляться, чтобы не разочаровываться. Почему? Потому что они такие. Они будут это делать. Это их менталитет, это ДНК того, что они делали за последние 300 лет.
— Мы помним трагедию крымских татар — они были депортированы со своей родной земли Советским Союзом. Сейчас мы видим, что из-за оккупации, из-за репрессий, да еще и из-за этой мобилизации крымские татары снова вынуждены выезжать с временно оккупированного полуострова. Что вы знаете о том, что сейчас происходит в Крыму?
— С начала 1783 г. они это практикуют. Геноцид, депортации, убийства — ничего нового нет. Я сам родился в депортации, потому знаю, что такое реинтеграция, что такое проблемы, которые Россия делает.
С Крымом очень тесно сейчас сотрудничаем вместе с Меджлисом, с лидером крымскотатарского народа. Поддержали обращение президента для того, чтобы, во-первых, максимальным образом сопротивляться этой мобилизации. С другой стороны, мы также к нашим гражданам [обращаемся], чтобы они [отказывались от моблизации]: 10 лет за то, что вы отказались, «отказник» — это 10 лет. Мы будем считать это политическим заключенным.
Во-вторых, мы попросили наших граждан выходить на ненасильственное сопротивление на майданы. Они его подавляют, то есть делают все, чтобы мы не выходили.
И третье. Мы сказали: если вы вдруг попадете в какие-то подразделения, тогда давайте нам свои координаты, мы будем отрабатывать.
Далее мы сказали, что вы можете также выехать через другие страны и попасть к нам, на материковую Украину, и соединяться с нами, чтобы оказать уже вооруженное сопротивление.
[На территории Крыма] идут аресты, идет прессинг. Мы открыли координационный центр, который сейчас находится на постоянной связи с нашими гражданами из Крыма. Некоторые уехали в Казахстан, в Грузию, в Азербайджан. Сейчас координационный центр координируется, чтобы привезти этих людей в Украину.
— В 2014 году не было поддержки со стороны наших западных партнеров. Они открыто говорили: «Мы вам не то, что не рекомендуем, мы вам говорим, что не нужно здесь сопротивляться». И у Украины не было таких возможностей. Что изменилось сейчас? Как вы чувствуете? В контексте того, что произошло с Крымским мостом, что произошло с хлопками в Саках, в Джанкое и других местах.
— В 2014 году мы остались одни. Центральная власть тогда была вынуждена поддержать наших западных партнеров, которые просили повлиять на Меджлис, на крымских татар, чтобы они не оказывали вооруженного сопротивления.
Мы как крымские татары сказали: «Если мы сейчас это не сделаем, они будут атаковать на Донбассе». Но наши западные партнеры уговаривали нашу центральную власть, чтобы они повлияли как-то на крымских татар, потому что это внутренний вопрос. И мы действительно сказали: «У нас есть центральные власти, мы будем поддерживать только то, что Украина, центр, скажет». К тому времени они анализировали: если Путин захватит Крым, это будет временная оккупация.
Никто не думал о том, как мы будем там жить или сопротивляться, как мы будем в оккупации чувствовать себя, потому что они сказали: «Если произойдет вооруженное сопротивление, тогда мы не сможем как-то решить это для Украины». Поэтому центральные власти, к сожалению, приняли такое решение, чтобы наши войска отошли. И мы остались одни.
Что отличается? В то время это было очень сложное решение. Меджлис принял решение, чтобы мы оказывали ненасильственное сопротивление. У нас появились политзаключенные. У нас журналистов, гражданских деятелей, религиозных деятелей всех связали.
Постоянно восемь лет идет такой прессинг. Они (россияне — ред.) называют это разговорами. Приходят из прокуратуры, ФСБ, из полиции, идет прессинг. Но мы оказываем сопротивление.
Эти хлопки дали чувство, что наши идут. Они использовали другой механизм, который называется уже скрытая депортация, геноцид. То есть либо мобилизовать и отправить крымских татар на передовую, чтобы в тыл им стрелять, либо таким образом их забрать.
Это дает сигнал, что они анализируют, что наши войска подойдут к Крыму, и потом будет уже заход в Крым.
С другой стороны, мы говорим, что это противоречит Женевской конвенции. Но они не будут останавливаться — прессинг будет продолжаться.
Сейчас есть ощущение, что страна пытается помочь нам гуманитарно, политически, дипломатически, открыто отстаивает свои права, открыто дает сигналы, что граждане Украины на временно оккупированных территориях будут получать всю необходимую поддержку.
К сожалению, все каналы коммуникации россияне сбивают, не дают открываться никаким интернет-каналам. То есть, чтобы дать такой посыл, нам нужно через сеть либо Меджлиса, либо через социальные сети, либо через своих представителей давать эту информацию. Сейчас власть вместе с народом там.
Теги: Крым Крымские татары Интервью НВ Турция Иран Реджеп Тайип Эрдоган Саудовская Аравия Ракетные удары Обмен пленными Переговоры с Россией Роман Абрамович Военнопленные Оккупация Крыма Радио НВ Рустем Умеров Война России против Украины Временно оккупированные территории дроны-камикадзе Shahed-136
Читать далее