Владислав Жаворонок (Фото:Скриншот с видео AZOV media)«Красный Крест лгал». Азовец Владислав Жаворонок — об обороне Мариуполя, пленении и недейственности международных организаций
Владислав Жаворонок с псевдо Википедия — боец отдельного отряда специального назначения Азов.
Во время обороны Мариуполя он получил ранения, а потому после выхода защитников с Азовстали попал в больницу в Донецке, где провел полтора месяца, вплоть до освобождения.
В интервью Радио НВ Жаворонок рассказал, о чем мечтали защитники Мариуполя, как Россия уничтожала город и наблюдал ли за соблюдением прав украинских военнопленных Международный комитет Красного Креста.
— Я хочу поговорить о вашем опыте. Вы защищали Мариуполь с первого дня до того момента, когда был получен приказ выйти с Азовстали. Я смотрел ваши предыдущие интервью, смотрел пресс-конференцию защитников Азовстали. Вы говорили о том, что у вас лично было такое мнение, что вас могут в первую неделю разбить россияне. Почему вы так думали?
— Я военный, много читал, знаю совокупно тактику противника, нашу тактику. И понимал, что с таким огненным преимуществом, как у них, этот вопрос должен был бы продолжаться несколько дней.
Но оказалось то, что противник оказался настолько неготов, насколько мы оказались готовы. Поэтому ценой, к сожалению, огромных для нас потерь, но мы выстояли, выстояли больше недели, которую я давал сначала. И не вините меня в этом — НАТО нам давало 96 часов.
— Анализируя то, что происходило в Мариуполе, многие говорят, что одним из важных кризисных моментов был тот, когда россияне взяли Волноваху. С этого момента еще больше российских войск стали атаковать Мариуполь. Что вы считаете наиболее кризисными точками?
— Я считаю самой кризисной точкой не Мариуполь, а то, что российские войска зашли с территории Крыма через Мелитополь и стали окружать Мариуполь. То, что они возьмут Волноваху с таким огневым преимуществом — это был вопрос времени. Все, что могли ребята в тех краях сделать — это оттянуть [время] и сделать все, что возможно в этой ситуации.
Вы правы: когда Волноваха перешла под контроль противника, город окружили, стало вообще уже невозможно ни эвакуировать раненых, ни подвезти боекомплект или медикаменты.
— Как вы объясняете, почему именно Мариуполь являлся принципиальной точкой для россиян? С точки зрения военной стратегии, разумеется. Как вы объясняете, почему они безжалостно уничтожали этот город?
— Одна из возможных причин — это то, что Мариуполь — самый большой город из Донецкой области, оставшийся под контролем Украины. Этот город был уже очень сильно развит во время войны с 2014 года. И такой город, который показывал, насколько эффективно управление Украиной, столь же неэффективно этой квазиреспубликой — «Донецкой, Луганской народными».
Люди приезжали в Мариуполь с неподконтрольных Украине территорий, видели, насколько Мариуполь — шикарный город. Конечно, это не подходило ни для руководства «республик», ни для России в целом.
Мариуполь — это украинский город, который они смогли окружить, забрать под свой контроль. Не город, а точка на карте — город уже уничтожен. Кроме того, для них это фактически неприятный памятник тому, насколько город может развиваться с Украиной и насколько они не могут это сделать. Поэтому они не ограничивали себя в каких-то средствах и обстреливали столько, сколько захотели.
А посмотрите, что они делают сейчас. Они стараются всеми силами показать, что сейчас они делают Мариуполь лучше. Лучше после того, как его разрушили? Ну, это как-то вообще было бы смешно, если бы не было так плохо. Им нужно показать эффективность их политики, управления, показать, как наше управление неэффективно. Поэтому им нужно было уничтожить этот город для того, чтобы потом что-то там восстанавливать.
— У россиян там преимущество было, кажется, 14:1. И никто не может представить, что там происходило, кроме находившихся в Мариуполе в то время. Но я так понимаю, что еще важной составляющей была информационная изоляция, которая продолжалась довольно долго — до того как смогли доставить Starlink. Вы рассказывали о так называемом Бункер.ФМ, это было уже тогда, когда вы оказались на Азовстали. О чем говорили в Бункер.ФМ? Как эта изоляция влияла на бойцов?
— В Бункер.ФМ мы говорили вообще о возможности деблокады, возможности какого-то прорыва к нам наших сил. Кто хотел или мечтал, чтобы нас вывезли оттуда. Лично я и мои ближайшие друзья мечтали о том, что нас деблокируют не для того, чтобы мы эвакуировались оттуда, а чтобы нам могли подвозить нормальный боекомплект, нормальное снаряжение, все остальное, что еще было необходимо для того, чтобы продолжать борьбу.
В общем, отсутствие связи очень сильно влияло, потому что мы не знали, что там дальше. У многих были родные, близкие, находившиеся не в Мариуполе. Мы беспокоились, что на другой территории Украины так же плохо как в Мариуполе. Поэтому этот информационный вакуум — это было очень тяжело для тех, у кого родные, близкие остались где-то в других местах. Невозможность связаться с ними, проверить, все ли у них хорошо… Понимаете, что у человека и будут какие-то переживания, недосып.
— Этот «трибунал», судилище, которое россияне планируют осуществлять над азовцами. Они уже что-то построили в Мариупольской филармонии. Какие пути сейчас у нас есть для того, чтобы это предотвратить?
— Я считаю, что нужно максимальное международное давление на сторону России от международных организаций.
Я не могу любить Красный Крест за то, что они лгали о нашем плене. Но я понимаю, что нужно давление от этих организаций, чтобы они что-то начали делать и присутствовали хотя бы на этом процессе, чтобы задокументировать отношение к нашим бойцам. Такого отношения не должно быть. Чтобы весь мир увидел фейковость этого процесса, чтобы было понятно даже тем, кто еще сомневается, что этот процесс, который Россия желает провести, не имеет ничего общего с действительностью; что там не будут показаны никакие серьезные доказательства; вообще там не будут показаны правдивые доказательства. И что этот трибунал — это просто цирковое представление для их населения, прежде всего.
— Что именно Красный крест лгал по поводу вашего плена? Комитет рассказывал, что у них не было возможности посещать пленных. К ним очень много вопросов. Какие вопросы у вас лично?
— Вопросов нет, я уже знаю на них ответы.
Скажу от себя в свободном неформальном стиле. Когда мы вышли из плена, нас спрашивали о Красном Кресте и говорили «ну вам же Красный крест помогал». И так получалось, что со слов Красного Креста они реально вроде бы контролировали этот процесс, контролировали наше пребывание там и чуть ли не в лобик целовали на ночь и поправляли одеялко. Но мы их там не видели. Кого я не спрашивал, никто их вообще не видел.
Уже после этого начали давить на эту организацию и только спустя некоторое время она признала, что действительно не контролировала [ситуацию]. Они как-то отвирались, что «мы спрашивали у россиян, а они говорили, что бойцы в порядке». Ну, это смешно, спрашивать у стороны противника, все ли хорошо с нашими бойцами, не проверять, не иметь доступа туда, а просто спрашивать. С какого времени мы можем верить России? Это не серьезное отношение.
— В то время, когда вы находились в больнице в Донецке, когда иглы вставляли в раны, избивали, пытали… Вы Красный крест не видели?
— Я не видел Красный Крест. Слышал от ребят, что они вроде бы видели. Как говорят, представители Красного Креста заходили в автобус во время эвакуации с Азовстали. Я тогда был без сознания, потому и говорю, что я лично не видел.
Я не могу отвечать за первые несколько дней. Когда я пришел в себя уже в донецкой больнице и до момента сейчас, сегодняшнего дня, я не видел представителей Красного Креста. Они не приезжали в донецкую больницу ни разу, они не связывались со мной уже после того, как меня обменяли, не проводили никаких опросов, ничего. Я их лично не видел и не общался совсем.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.