
«Мы едины под украинским флагом». Врач Ислам Дабабсех — про исламские батальоны, кадыровцев в ТикТоке, оккупацию Киевщины и травмы войны
Владелец сети частных клиник, врач Ислам Дабабсех из Киева рассказывает о том, как представители разных религий объединяются в борьбе против российского агрессора под украинским знаменем и гербом.
Уроженец Палестины Ислам Дабабсех приехал в Украину в возрасте 17-ти лет. Здесь окончил университет и стал врачом, женился, обзавелся детьми, получил гражданство, открыл собственное дело — основал бизнес-группу, под управлением которой находится две частные клиники.
Дабабсех называет Украину своей второй родиной и признается, что очень благодарен этой стране за то, что здесь ему удалось реализовать себя. Именно поэтому после полномасштабного вторжения рф на территорию Украины доктор Ислам решил примкнуть к территориальной обороне в Киевской области.
В интервью НВ он вспоминает о том, что видел в селах, которые находились под оккупацией на Киевщине, рассказывает о сотрудничестве с еврейской общиной и рассуждает о роли кадыровцев в войне с Украиной.
«Мы родились для того, чтобы быть полезными»
Украина накормила меня как родная мама. Я сам из Палестины, приехал сюда, когда мне было 17. Все, что я создал здесь — бизнес, семью — я создал в благодарность Украине. За это я должен ей всю жизнь, это — моя вторая родина. Здесь я работаю, здесь моя семья.
Именно поэтому 24 февраля 2022 года, когда в без чего-то пять мы услышали первый взрыв в Киеве, одной из первых мыслей у меня было: «Мы должны быть полезными. Мы родились, чтобы помочь».
У меня больница на 3 тыс. кв. м в Крюковщине под Киевом. Я выписал всех пациентов, которые находились на тот момент на территории клиники, и превратил ее в место для временного размещения людей, которые были вынуждены покинуть Киев. Информацию об этом писал на своей странице в Фейсбуке — она открыта для всех.

Основной категорией были женщины и студенты, особенно — иностранцы. В первый день мы собрали около тысячи студентов, они находились у нас где-то в промежутке от трех дней до недели. Потом их начали постепенно отправлять за границу — поездами, машинами, автобусами.
Рано утром 26 февраля российская ракета попала в дом по проспекту Валерия Лобановского в Киеве. В этом доме у меня есть квартира, однако в ней перед этим временно остановились другие люди. Ситуация в Киеве стала накаляться, и вечером накануне ракетной атаки они позвонили мне и спросили, что делать. Я сказал, чтобы они перебирались ко мне в клинику. В полночь они выехали из квартиры, а на следующее утро в новостях я увидел, что самой квартиры-то уже и нет. Слава богу, что никто не пострадал.
Кстати, сейчас клиника возобновила работу. У нас действует акция: для военных все лечение — полностью бесплатное. Для их семей я предлагаю 50% скидки.
Территориальная оборона
2 марта я узнал, что образуется тероборона Киевской области, это батальон № 133, и пошел туда. Я никогда не был военным до этого, но тут мне дали в руки оружие, ну и все.
Для первичной помощи мы создали на территории нашей клиники в Крюковщине медпункты — там было около 15-ти коек, маленькая операционная, возможность ставит капельницы. То есть, все, что нужно, чтобы организовывать первичную помощь.
6 марта я освободил клинику, пришел к командиру теробороны и сказал, что все помещение — в распоряжении Вооруженных сил Украины. На тот момент, конечно, им ничего не нужно было — и слава богу.
2 апреля [когда предместья Киева были освобождены от оккупантов, а весь мир находился в состоянии шока от начавшихся появляться свидетельств их преступлений — ред.] командир сказал, что нужно поехать по Киевской области: Ирпень, Буча, разные маленькие села. Я предложил взять с собой продукты питания. Так получилось около трех тонн, которые мы загрузили в машины и поехали. Посетили где-то пять-шесть маленьких сел. В общей сложности тогда проездили так несколько дней, вернулись где-то 12 апреля.

То, что мы там видели — это страшно. Я пострадал психологически, скажу честно. До сих пор принимаю лечение. Это — не война, это — уничтожение, это геноцид украинского населения. Это настоящий геноцид. Потому что война — это когда военные идут против военных. А не когда убивают бабушек, которым 92 года.
Мы заходили в каждый дом, в каждую квартиру, стучали, раздавали помощь лично в руки людям. Было, что мы хотели отдать гуманитарную помощь, скажем так, в одно централизованное место, но к нам подошла местная женщина и попросила этого не делать. Говорит: «Не носите туда, пожалуйста, они потом нам продают это. Да, задешево, но продают. Раздавайте нам в руки лично». Так мы и поступили. Это была Бородянка.
Андреевка
У меня осталось в памяти село Андреевка, Макаровский район, Киевская область. Они [российские оккупанты] собрали всех мужчин, которые на тот момент находились там, и всех или вывезли, или убили. Оставили только одного мужчину, которому было почти 60 лет. В одной из братских могил рядом с этой Андреевкой были тела девятерых мужчин — их похоронили вместе.
Вот что было страшно: заходишь в село, идешь по улице, и понимаешь, что они не оставили ни одного дома — все были разрушены. Когда мы спрашивали у местных жителей, как это происходило, они говорили: заезжал танк, становился, и просто делал один удар вправо, другой — влево, и так далее. То есть, они целенаправленно разрушали инфраструктуру, имущество местного населения.
Бабушки рассказывали мне, как российские военные собирали местных мужчин, наливали в их обувь воду и заставляли стоять на холоде. Это же был февраль, начало марта, они стояли в воде и отмораживали себе ноги.
Одна женщина, узнав, что я доктор, обняла меня и говорит: «Мой сын — тоже врач. Он вместе со своим отцом, моим мужем, утром приехал в Андреевку из Киева, а уже вечером их забрали, и я не знаю, живы они или нет». Я почему-то запомнил ее историю.
Где-то через неделю после этого разговора смотрел телевизор и увидел этого врача — ее сына, он находился где-то в российской больнице. Хоть я никогда и не видел вживую этого человека, я узнал его по общей истории: он рассказывал все то же самое, что и та женщина тогда. Про мокрую обувь, мороз, про эти пытки. Он отморозил ноги и ему ампутировали пальцы, но он был жив. Я был очень рад — так, словно увидел своего родного человека. Я бы хотел увидеть эту женщину еще раз, увидеть слезы радости на ее лице, когда она узнала, что ее сын выжил. Это село я запомнил на всю жизнь.
«Все молимся одному Богу, как бы его не называли»
Есть несколько исламских батальонов, которые воюют за Украину — некоторые еще с 2014 года. Но я — противник разделения людей по религиозным признакам или как-то еще. Мы все воюем тут за Украину, за нашу родину. И не важно, мы — это мусульмане, евреи, христиане или кто-то еще.
Если мы будем говорить, что это мусульманин, вот это — христианин, а это — еврей, это неправильно. Нет, мы все — граждане Украины. Мы должны находиться под одной крышей — это Министерство внутренних дел или Министерство обороны Украины.
Так я познакомился с Михаилом Заславским, руководителем БФ Объединение иудейских религиозных организаций. Мы ездили по селам вместе с ним, общались с людьми, помогали продуктами, развозили все самое необходимое. Я специально не пошел в исламский батальон, потому что хотел показать, что под одним флагом мы — братья. Под украинским флагом.

Есть одно видео, где я приношу гуманитарную помощь в церковь. И местные меня спрашивают, мол, так а ты что, мусульманин? Но ведь разницы же нет никакой. Я принес помощь не для вас лично как для христианина, я принес для граждан Украины, для населения.
Мы молимся одному Богу, как бы мы его не называли: Бог, Аллах, еще как-то — это один-единственный Бог, которому мы все молимся. Молимся, крестимся, ходим в мечеть, церковь или синагогу. Но мы все едины под гербом Украины, под флагом Украины, мы защищаем свою родину. Украина — это мультирелигиозное, мультинациональное государство.
ТикТок, кадыровцы и Джихад
Чеченцы-кадыровцы — это жители ТикТока. Я думаю, что им дали больше внимания, чем они заслуживают. Им без разницы, кого убивать. Это люди, которые выросли на крови. Это люди, которых воспитывала россия, а не Чечня.
Я общался с чеченцами из россии, которые ее поддерживают. Еще до начала войны. Это — киллеры, которым абсолютно все равно, кого убивать. Посмотрите, что они делали в Сирии: они — мусульмане, и убивали также мусульман.
Эти люди — предатели. Задайте им идеологический вопрос: почему вы воюете на территории Украины? У них нет ответа на него, потому что им без разницы, они убивают в Афганистане или в Украине, самое главное — им надо кого-то убить. Если нет, они вернутся обратно и будут убивать своих.
И пусть не вплетают сюда исламскую религию, что они как будто бы во имя Аллаха это делают. Аллах не просил вас убивать мирное население. Если они говорят, что это Джихад, то это не так. Джихад — это если кто-то захватил твою территорию и применил против тебя силу. Тогда ты можешь принимать Джихад. И это не обязательно про убивать, это — про освобождение. Но объясните, где и кто на кого нападал внутри Украины? Мы, мусульмане, живем здесь, в Украине, и мы не просили нас от кого-то защищать. И не нужно говорить, что вы делаете это во имя Аллаха — он не просил вас убивать простых людей.

Рамзан Кадыров хочет быть «голливудским человеком», чтобы его все знали и боялись. А кто-то другой его просто использует. Кадыров взял на себя все грехи, принял на себя это — мол, что они «освободили Мариуполь». Но он не понял, что дальше будет. В геноциде, который совершили в Мариуполе, чеченцы принимали минимальное участие, там были другие, частные структуры.
Психологическая реабилитация
Все мы разные, каждый воспринимает все происходящее по-своему. Я никогда не был солдатом, не был военным раньше, у меня не было такого опыта. Да, когда-то работал в военкомате, но как медик. Тут же решил пойти в тероборону, потому что не мог оставаться в стороне.
Я — очень сенситивный человек. Все принимаю близко к сердцу, я очень эмоциональный. Когда мы ездили по селам, я мог обниматься, плакать вместе с этими женщинами. И искренне радовался, когда увидел тот сюжет про парня из Андреевки, которого разыскивала мать.
Мне хватило четырех месяцев, и я просто выгорел. Я понял, что больше не могу, мне очень сложно все это проживать. Да, я врач, и моя работа — это проводить операции, хирургические вмешательства. Я все это видел и делал много раз. Но разница только в том, что в эти моменты я, как врач, помогаю людям. На войне же я увидел ампутированные руки, ноги, головы, очень много жестокости. И каждый раз, глядя на это, я представлял себе, как страдали эти люди, когда с ними все это делали.
Именно поэтому в какой-то момент я обратился за помощью к психотерапевту. Мне необходима реабилитация, чтобы восстановить свое состояние.
Матеріал створено за підтримки проєкту «Сприяння соціальній згуртованості в Україні / Пункт 7», який реалізується Американською Асоціацією юристів Ініціативою з верховенства права (ABA ROLI). Представлена інформація може не збігатися з поглядами ABA ROLI.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.