Дмитрий Лубинец занимает должность омбудсмена с 1 июля 2022 года. (Фото:Дмитрий Лубинец / Facebook)«Россия не сможет существовать». Интервью с новым омбудсменом Дмитрием Лубинцем — о трибунале, теракте в Еленовке и работе Денисовой
Прошел месяц, когда народный депутат Дмитрий Лубинец стал уполномоченным Верховной Рады по правам человека. Его назначение парламент поддержал 1 июля.
В интервью Радио НВ Лубинец рассказал, в каком состоянии получил дела от своей предшественницы — Людмилы Денисовой, ушедшей с должности не без конфликта; стоит ли надеяться на ООН и Международный комитет Красного Креста (МККК) после теракта в Еленовке, где погибли украинские военнопленные, в том числе и азовцы; а также о том, как сделать Международный уголовный трибунал, который будет судить россиян, эффективным.
— Президент Украины Владимир Зеленский в своем обращении сказал, что гибель военнопленных в Еленовке — это «сознательное российское военное преступление, сознательное убийство военнопленных. Когда защитники Азовстали выходили с завода, ООН и МККК выступили гарантами жизни и здоровья наших воинов. Теперь гаранты должны реагировать». Известно ли нам, какие именно гарантии предоставляли ООН и МККК?
— Насколько мне известно, они гарантировали, во-первых, что всем им будет сохранена жизнь и предоставлена необходимая медицинская помощь. Второе — их будут содержать в достойных условиях, к ним будут относиться согласно международно признанным положениям, которые зафиксированы в Женевских конвенциях, то есть они юридически являются военнопленными ВСУ. Третье: они гарантировали (насколько мне известно, в то время я не был в своей должности), что будут делать все и участвовать в процессе обмена военнопленных ВСУ на военнопленных ВС РФ. И таким образом была гарантия, что все они вернутся в наше государство, в свои семьи.
— Вы в должности с 1 июля. Получали ли какие-нибудь апдейты, в каком состоянии содержат военнопленных от МККК или ООН?
– Да. Я на первой неделе инициировал и провел встречу с главой Офиса МККК в Киеве — Паскалем Хундтом. У нас была публичная и не публичная часть [разговора], но мы даже не обнародовали информацию.
Так вот публичная [часть]: он показал и прямо заявил, что касается отношения Украины к военнопленным РФ — никаких вопросов нет, это образец выполнения Женевских конвенций. И в любое время представители МККК имеют доступ к помещениям, где они содержатся, условиям, то есть все Украина выполняет.
В свою очередь зеркально мы требовали, чтобы было так же в отношении военнопленных ВСУ, которые содержатся на территории РФ и на временно оккупированных территориях. И здесь МККК сообщил, что достаточно часто российская сторона не дает возможности посещать наших героев. Такие случаи бывают. Они отметили, что такие случаи не являются системой, иногда допускают. В каком состоянии они находятся, я задавал вопросы. Сказали, что условия отличаются в худшую сторону, чем это делает Украина.
Но по конкретным фамилиям наших военнослужащих ВСУ они не могут нам предоставить такую информацию. Они предоставляют ее исключительно родственникам.
— В МККК утверждают, что они были в концлагере в Еленовке и что военнопленных держат в удовлетворительных условиях. В нашем эфире был полицейский из Мариуполя, попавший в Еленовку. Он утверждал, что его содержали в камере, где было около 50 человек, а азовцев держали в камере, где 70 человек, им не давали воду. Не вижу оснований не верить находившемуся там человеку. Можем ли мы доверять тому, что говорят в МККК?
– Мы можем доверять тому, что они говорят. Они не делают секрета из того, что РФ их не всегда допускает. И опять же они публично, на встрече со мной, заявили, что условия содержания наших военнопленных намного хуже, чем это делает Украина.
Когда я задаю вопрос по конкретным фамилиям, то единственное, что они мне сообщают, подтверждена ли информация о содержании конкретного военнопленного в РФ — это так называемая процедура верификации. Относительно конкретного медицинского состояния, в каких условиях находится тот или иной военнослужащий, эту информацию они могут сообщать исключительно родственникам.
— Почему МККК не сделал свое заявление более громким, учитывая гарантии, которые он предоставил при выходе защитников Азовстали с завода? Имею в виду то, что их не допускают.
— Это вопрос, наверное, к ним.
Мы видим, как МККК пытается остаться, так сказать, посредником, который мог бы выполнять роль канала связи между Украиной и Российской Федерацией. На мой взгляд, они должны прямо выходить и говорить, если одна из сторон не выполняет каких-либо договоренностей, нарушает взятые на себя международные обязательства.
Относительно РФ, готов согласиться, они просто фиксируют факт, что их в очередной раз не допустили, а вот выводы они не делают. Стараний [попасть в места содержания], по крайней мере в настоящее время, мы не видим.
Как только появилась информация по Еленовке, я сразу написал письмо господину Паскалю. Я знаю, что он находится в Женеве. Пытались связаться с ним лично. Не вышло. Связались с его личным ассистентом. И с утра [30 июля] мы уже начали получать от них официальную информацию. Они направили письмо российской стороне, чтобы им предоставили разрешение посетить Еленовку, это место, где произошла ужасная трагедия, военное преступление.
У нас есть все основания утверждать, что это сделали военнослужащие российской армии.
— Возможно ли повлиять на МККК, чтобы они были более настойчивы?
— С юридической точки зрения мы делаем все, что можем делать.
— Вы говорите, что должно быть срочное заседание Совбеза ООН. Срочное — это когда? Представители ООН заявляют, что они «шокированы взрывами в исправительном заведении в оккупированной Еленовке». Относительно видео, на котором пытают украинского военнопленного, в Мониторинговой миссии заявили, что «ошеломлены и призывают все стороны избегать пыток и убийств военнопленных». Что мы можем ожидать от ООН, кроме того, что они «шокированы» и «ошеломлены»? Есть ли какая-нибудь ответственность: они дали гарантии, но военные погибли?
— Юридической ответственности, как мы видим и ожидаем какой-то конкретной, — нет. Я не делаю сенсацию.
Относительно политической ответственности. К ООН утрачивается доверие во всем мире. И мы ведем к тому, что, по всей вероятности, наконец ООН придет к тому, что нужно менять поведение страны-агрессора, которая находится в Совбезе ООН, которая фактически своим монопольным правом вето блокирует любую юридическую реакцию на такие свои действия.
Органы государственной власти Украины и президент делает все, чтобы международное сообщество не только получало от нас официальные письма. Мы требуем от них, чтобы была дальше реакция. Если все признают, что РФ не придерживается международно признанных правил войны, нарушает Женевские конвенции, то вполне логично выглядит наше требование признания такого государства государством-террористом. Это только террористы не подчиняются ни одному международному праву. За этим уже следует юридическая реакция и автоматически экономические последствия.
— 1 июля вы приняли дела у предыдущего омбудсмена — Людмилы Денисовой. Как вы можете охарактеризовать положение дел?
— Скажу откровенно, в достаточно несистемном виде, если можно так сказать. Не хотел бы давать оценку Людмиле Леонтьевне.
Во-первых, был перерыв. У нас впервые в истории был уволен омбудсмен и до назначения нового прошло достаточно большое количество времени — почти месяц. Фактически, согласно закону об уполномоченном ВР по правам человека, функционирование [учреждения] без омбудсмена юридически невозможно. Юридически все обращения рассматривает лично омбудсмен. 30 суток люди наверняка приходили на работу (возможно, не приходили), что-то делали, но юридически это не имело никакого отношения к работе.
Потому то, что я увидел… Оценку предоставят правоохранительные органы. Есть очень много больших вопросов у нас. Закончилась проверка Счетной палаты, мы получили отчет. И этот отчет я направляю в НАПК, к правоохранителям. Есть много вопросов к менеджерским решениям, назовем это так.
— Вы могли бы конкретизировать, о чем говорите?
— Один из инструментов распространения информации о деятельности омбудсмена — это официальный сайт. Я увидел, что сайт полуработающий. И когда я дал задание информационному отделу исправить это, с удивлением услышал, что этого не могут сделать. Сайт не так давно был разработан, за это были уплачены государственные деньги, причем их размер — чуть меньше 3,5 млн грн. Если наши сотрудники будут пытаться что-то исправить самостоятельно, то у нас исчезнет юридическое основание отправлять претензии к компьютерной фирме, разрабатывавшей этот сайт.
— Одной из причин, почему Денисову могли уволить, стало то, что некоторые ее заявления было сложно подтвердить. Сталкивались ли вы с таким?
— И с таким мы тоже столкнулись. На мой взгляд, если Офис омбудсмена делает заявления о преступлениях, то прежде всего их количество должно быть зафиксировано правоохранительными органами, открыто по каждому факту уголовное производство, провереннная ими предварительная информация и после этого, если в этом есть необходимость, эта информация обнародуется.
Мне кажется, что гораздо эффективнее мы должны быть, когда профессионально фиксируем эти доказательства и делаем так, чтобы в будущем ни один преступник — представитель или военнослужащий РФ — не избежал наказания. Это гораздо лучше сделать, чем только получив информацию, сразу выйти в публичное пространство. [Иначе да] мы даем сигнал, и со всеми доказательствами, свидетелями проводится работа, что делает невозможным или усложняет сбор доказательств. А это самое главное в уголовном производстве. Мы хотим юридически, грамотно подготовить будущий Международный уголовный трибунал, который должен осудить как высшее руководство страны-агрессора, так и каждого военнослужащего российской армии, совершившего подобные преступления.
— А вы действительно верите, что это можно сделать? Россиянам плевать на Женевские конвенции и они уверены, что так все и обойдется.
— Дело не в конвенциях, а в отдельном трибунале. Я не просто верю, а знаю: если украинская власть вместе с международными криминалистами, юристами сделает качественно и профессионально свою работу, то в будущем ни у кого не останется выбора, кроме как создать подобный трибунал, заканчивающийся приговорами конкретным лицам, которые исключат возможность не просто общения, а вообще разобьет всю экономическую составляющую РФ.
Да, это не простой и не быстрый путь, но мы должны им заниматься. Чем лучше мы это будем делать, тем быстрее мы получим конкретные результаты, когда и российская экономика наконец-то полностью упадет, и российское государство фактически не сможет существовать.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.