
«Видел эту мясорубку». Главный раввин ВСУ о своем опыте и задачах на войне — интервью
Главный раввин Вооруженных сил Украины Гилель Коэн рассказал Радио НВ о личном опыте и тех задачах и духовных потребностях бойцов, которые ставит перед всеми ситуация на фронте.
— Я хочу у вас спросить, а как в иудейской традиции относятся к войне?
— По поводу войны: как может относиться к войне иудейская традиция? Очень-очень плохо, евреи всегда страдали, если мы говорим об Израиле, он уже страдает столько лет, с первых дней здесь ежедневная война. И со всех границ у Израиля нехорошие соседи, внутри теракты, бывают периоды, когда каждый день, есть и меньше, и больше. Как можно относиться к войне? Война — это самая страшная вещь, которая только может быть. Мы как евреи молимся три раза в день, у нас есть молитва, в которой в конце: дай Бог нам мир, благословение. А война — это не мир и благословение.
— Задавая этот вопрос я понимаю, что мы же говорим об Израиле, стране, которая, к сожалению, находится в состоянии перманентной войны. Я совсем не знаток, но мне казалось, возможно, я ошибаюсь, что в иудейской концепции нет этой традиции всепрощения, что там скорее око за око, чем всех простить и подставить вторую щеку. Могли бы вы больше об этом рассказать?
— У нас есть Талмуд, то, что написано в самой Торе, потом комментировалось в Талмуде, там не просто так по поводу поступлений рук за руки, ног за ноги и т. д. Но давайте говорить о сегодняшнем, 24 февраля или 2014 годе, Украина находится в состоянии недалеком от Израиля, где напали на мирных жителей, Россия — это как террор, это целая территория Донбасса, они бы хотели его захватить, захватили и хотят там властвовать как в Крыму. Тоже украли кусок земли, но там хоть люди не погибли. Это тоже страшное воровство, я это не сужу. Но когда мирные жители страдают, умирают, погибают, исчезают, — в это никто не мог поверить. Я как житель Украины думал, это в обиде сказать, что я чувствовал, что я в большей безопасности, чем мои братья и сестры, жители Израиля. Я думал: я здесь живу, если там будет катастрофа, я их всех позову в Украину.
Я похож на религиозного еврея. Мои все коллеги по Украине, их столько ходит публично и в Одессе, и в Днепре, и в Киеве, в Виннице, по всей Украине. И когда мы начали читать о денацификации, о нацизме, какие-то глупости, которые начали [приписывать] нашей Украине, в последнее время я не мог стоять в стороне.
— Если я правильно понимаю, кроме религиозных обрядов очень важная функция раввина как раз в том, чтобы слушать людей. Что вам чаще всего рассказывают? Я имею в виду, разумеется, без персональной информации, персональных историй, личных. Что вы чаще всего слышите?
— С одной стороны я слушаю людей с полной мотивацией, людей, которые ходили много, добровольцы, которые хотели помочь Украине. Я на связи с не менее 150 израильтянами, двойное гражданство, которые решили покинуть свой дом в Израиле. Несмотря на то, что у них двойное гражданство, они могли дальше сидеть в Израиле и сказать, извините за выражение, «мне пофиг», как многим. [Но] человек в мире, видит — война, включает вечерние новости, читает. Евреи, израильтяне, они выехали, приехали в Украину, хотели помочь, чтобы быть полезными Вооруженным силам Украины. Я помог, много связывал с армией людей. Я люблю людей с идеологией, с мотивацией, потому что если человек делает что-то доброе, от сердца, это показывает, кто он есть.
С другой стороны есть большой [минус], что не хватает оружия, не хватает много чего. Я чем могу, помогаю, чем не могу — слушаю и говорю доброе слово. Это работа капеланства и это цель вообще раввина и друга. Во-первых, надо говорить, вы знаете, в Израиле есть такое понятие посттравма. Я прошел такой курс, много лет назад, правда, как надо быть рядом с человеком, который прошел трагедию, катастрофу, конфликты и т. д.
— Сейчас говорят, что у всех украинцев так или иначе будет посттравматический синдром, это неизбежно. Разумеется, для тех, кто находится на фронте, это еще в разы актуальнее.
— Я вам скажу, что я молодой, мне 44 года, я до войны спал очень хорошо. После того, как стал ездить, сначала очень активно занимался спасением и эвакуацией мирных жителей, был в Буче, в Ворзеле в тяжелые горячие дни, в Чернигове мы вытащили людей, я вам скажу, что я видел эту мясорубку и после этого у меня сна нет, я очень страдаю. Наверное, такая посттравма. Я работаю, на связи с психологом, израильским специалистом по травме, и это очень важно. Да, у меня есть близкий друг, который начал заниматься по всей Украине помощью детям именно в направлении посттравмы. В Израиле это очень развито в последние годы, и то надо больше и больше заниматься этим, потому что люди иногда не понимают, что многое в их поведении, даже после той сирены, которую наши дети сейчас слышат по всей Украине, это не дай Бог может [спасти]. Я не говорю о бомбах, взрывах, ракетах, это все будет. Эта молодежь, люди всей Украины будут под этим всю жизнь. Я не говорю даже о реальном страдании или физическом. Психологическое страдание — это целая наука. Если родитель видит, что его ребенок не так себя ведет, стал более агрессивен или более замкнут, при любом изменении поведения надо сразу идти к психологу.
— Я же правильно понимаю, что в каком-то смысле на каком-то этапе тут может и раввин помочь? Как раз хотел у вас спросить, вы говорите о посттравматическом синдроме, а есть еще такая очень понятная эмоция, чувство — страх, бояться — это нормально. Есть ли у вас универсальный совет, который вы даете на фронте бойцам, если они его просят?
— Это все по ходу дела, я не был готов к этому в большом масштабе. Первый вопрос был — помощь. Люди выехали на фронт без ничего, я им отправляю [духовные] предметы, чтобы их держала духовность. Когда плохо, вспоминают, что Бог есть на свете и хотят молиться к нему. Когда я стою рядом с солдатом, не массово, естественно, мы чуть-чуть поем, поднимаем дух друг-другу, рассказываем. Очень важно, чтобы воин рассказал, что он прошел, где он был, как ему плохо или хорошо, где ему болит, имеется в виду психологически. Это то, что я стараюсь делать.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.