По словам Юлии Паевской, в тюрьмах захватчики постоянно издеваются над пленными и не дают возможности связаться с родными (Фото:AP / Evgeniy Maloletka)«Это безжалостные люди». Легендарная волонтер Тайра — о палачах, которые допрашивали ее в плену, и о настроениях в женских камерах. Интервью НВ
Юлия Паевская, знаменитая волонтер, известная по своему позывному Тайра, и основательница эвакуационно-медицинского подразделения Ангелы Тайры, рассказывает о трех месяцах, которые провела в плену у оккупантов
В российский плен парамедик Юлия Паевская, основательница эвакуационно-медицинского добровольческого подразделения Ангелы Тайры, попала 16 марта во время эвакуации гражданских из Мариуполя. В тюрьмах захватчики относились к Паевской с особой жестокостью и даже угрожали ей расстрелом.
Тем временем за освобождение известной женщины-волонтера, которая с 2014-го спасает жизни мирных жителей и раненых военнослужащих, боролись десятки людей как в Украине, так и в мире. В итоге через три месяца, 17 июня, президент Украины Владимир Зеленский сообщил об освобождении Паевской из плена. Сейчас она проходит курс реабилитации и мечтает о возвращении на фронт.
В интервью НВ Паевская рассказала о своем плену у оккупантов.
— Расскажите, в каких условиях вас содержали и как обращались лично с вами?
— В разное время меня удерживали в разных местах. Первое из них было более-менее приемлемым, а потом все было ужасно. Все было направлено на то, чтобы загнобить и унизить.
Первые пять дней [плена] я вообще ничего не ела и фактически не пила. После того, как меня переместили в другое место, там уже была еда. Мне вообще много еды не нужно, так что в принципе было сносно.
Но само содержание было ужасным. «Вертухаи» [тюремные надзиратели] постоянно издевались, отпускали свои комментарии, избивали. Я уже молчу о допросах и прочем. Это что касается лично меня.
Женщин, которые были со мной там крайнее время в камере [украинские военные обычно не используют слово последний, вместо него употребляют — крайний] — надеюсь, что это был мой последний раз в камере, и я никогда туда больше не попаду, — то к ним относились немного лучше.
Их тоже унижали, но не трогали.
— Вы знаете, где территориально вы находились в плену? Это временно оккупированная территория Украины или территория РФ?
— Это город Донецк. У них там есть несколько мест для содержания, и меня держали в разных местах. Я не могу все уточнять, потому что идет следствие.
— По вашим наблюдениям, кто те люди, которые работают в тюремных застенках на стороне врага — это жители оккупированных территорий, российские кадровые военные или сотрудники спецслужб? Какие у них настроения?
— Насколько я поняла, подавляющее большинство из них были жителями Донецка. И мне кажется, что это кадровые сотрудники спецподразделений. Но я не уверена в этом и не могу комментировать поподробнее.
Относительно их настроений. Несмотря на то, что они говорили, будто все прекрасно и они победят, мне показалось, что они в это не очень верят.
— Кто еще был вместе с вами в плену у оккупантов? И какие настроения у них?
— Это преимущественно бывшие женщины-военнослужащие, скажем, делопроизводители или повара. То есть представительницы таких мирных профессий. Я даже не уверена, что они вообще собственными глазами видели автомат, но все равно [оккупанты] планируют их приговорить к каким-то срокам.
Также там были женщины, добровольно пришедшие на так называемую фильтрацию, они рассказали, где находились и в каком городе живут, поэтому хотят остаться на этой территории и продолжать работать. То есть те женщины пришли заявить [оккупантам], что не скрываются, но их все равно задержали и предъявили обвинения.
Это мне так «повезло» [что русские оккупанты угрожали расстрелом], но и тем женщинам грозят внушительные сроки.
Что касается настроений, то кого-то [заключение] бесит, кто-то себя корит, кто-то постоянно плачет из-за того, что нет связи с родственниками. Там не дают [заключенным] позвонить по телефону. У некоторых женщин пару раз были контакты с родными, у остальных нет никакой информации о том, в каком состоянии их родные и вообще живы ли они. Поэтому женщины находятся на грани срыва. Это все очень тяжело.
И там не нужно искать закон или правду. Даже те, кто пытался как-то оккупационную так называемую «власть» заверить в своей лояльности, все равно не имеют никаких поблажек.
Мне вообще ничего не давали. У меня забрали абсолютно все, что было, и ничего не вернули, когда меня забирали на обмен. Хотя обещали, что вернут телефоны и т. д.
— Известно ли вам что-нибудь о том, подвергают ли оккупанты украинских военнопленных пыткам или вербуют их на свою сторону?
— Конечно, мне такие случаи известны. Опять же подробности я не могу озвучивать. Но это происходит фактически постоянно и в зависимости от того, кого они схватили и что о нем узнали, пытаются кого-то вербовать, а кого-то запугать. Это безжалостные люди, уверенные в своей правоте. Или они просто пытаются оправдать свое издевательство тем, что мы [для них] враги.
— По вашему мнению, есть ли шанс освободить всех наших военнопленных из российского плена?
— Очень хочется в это верить. Я знаю, что ответственные [люди над этим] работают, делают все, что могут. Но все, к сожалению, решает не только наша сторона. И много вопросов появляется к той стороне. Процесс идет постоянно, им занимаются люди, которым не все равно, и они очень поглощены этим вопросом. Я вам могу ответственно об этом сказать. Поэтому ожидаем лучшего и надеемся, что все будет хорошо.
— О чем вы больше всего беспокоились, находясь в российском плену?
— Конечно, о дочери, семье и о родине. Потому что они [захватчики] врали, что уже и Киев захватили и все на свете. Поэтому, конечно, я переживала за судьбу Украины, как там наша армия. Но чувствовала, что все хорошо, потому что время от времени слышала новости так называемой «ДНР» и слышала наши «приходы» по Донецку. Ведь нельзя же где-то из-под Львова достать в Донецк [артиллерией] 120-мм калибра.
— Что вам помогало психологически не сломаться?
— Я почему-то знала, что все будет хорошо. Что все закончится именно так, как закончилось. Но помогала держаться вера в то, что меня ждут. Я чувствовала, что люди знают, что меня захватили, чувствовала, что меня поддерживает большое количество людей, и каким-то образом знала, что не только Украина занимается этим вопросом. Поэтому я очень надеялась, что все будет круто. И так же надеюсь, что каждый украинский пленник или пленница будут освобождены. Потому что есть законы войны, и они должны соблюдаться каждой из сторон.
— Планируете ли снова вернуться на фронт? Чем там будете заниматься?
— Пока мое физическое состояние не позволяет мне вернуться, потому что я просто стану обузой для подразделения. Поэтому сейчас я восстанавливаюсь, прохожу курс реабилитации, опять стала заниматься спортом.
Как только тело восстановится и в этом будет необходимость, конечно, я вернусь на фронт в том или ином качестве. То есть я снова буду заниматься медициной. Или, если мое состояние не будет удовлетворительным для такой задачи, я буду заниматься «волонтеркой» и буду контролировать, в какие подразделения какая медицинская помощь нужна, чтобы все было организовано как можно лучше. Потому что в последнее время у нас есть проблемы с медициной в некоторых подразделениях, и непонятно, почему это происходит.
— Как вы думаете, когда может закончиться эта война?
— Я бы очень хотела, чтобы она закончилась в один момент. Это еще зависит и от того, кто будет во главе страны, которая на нас напала.
Если все останется, как есть, то со временем получим ситуацию, когда война перейдет в затяжную фазу, как было и раньше, то есть позиционная война. И конечно, многое зависит от поддержки мирового сообщества, от того, какое оружие нам будут поставлять. Сейчас новые [западные] поступления показывают, насколько эффективна эта помощь. И международное сообщество должно нас поддержать и предоставить все самое лучшее, потому что так получилось, что мы — защитники всего цивилизованного мира. Ведь если мы просядем, останавливаться наши враги не будут. Поэтому мы должны выстоять и нуждаемся в поддержке.
Если нам предоставят оружие, то прогнозы очень крутые. Если у нас будет достаточно вооружений, в том числе и таких, которые доставали бы все те [вражеские] склады на большом расстоянии, поскольку враг понимает только язык силы и, к сожалению, никакие увещевания на него не действуют, то, думаю, до весны [2023 года] все может быть решено.
— Чем вы планируете заняться после окончания войны?
— Буду заниматься спортом и спортивной реабилитацией раненых парней и девушек. По своему опыту могу сказать, что спорт — это чрезвычайно эффективно. Также буду адресно заботиться о восстановлении раненых и о семьях погибших защитников. А еще меня очень интересуют вопросы пропаганды и контрпропаганды, поскольку это война, которую мы пока проигрываем. Поэтому должны сплотиться.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.