
Встретил вторжение в Лисичанске. Ко дню Нацполиции — история патрульного, который с коллегами эвакуировал 42 тыс. луганчан и едва не погиб
Ко дню Национальной полиции НВ вновь публикует рассказ руководителя патрульных Луганской области, который рассказал, как это — месяцами подряд вывозить из-под обстрелов взрослых, детей и животных.
Виктор Левченко, начальник патрульной полиции Луганщины, за первые месяцы вторжения РФ пережил больше, чем за все свои тридцать три года. С начала войны он почти ежедневно сталкивался с человеческим горем, ведь все это время посвятил эвакуации граждан из зоны боевых действий. Иногда за день его команда спасала по 3−5 тыс. жителей региона.
По состоянию на 4 июля, когда полицейские отмечают свой профессиональный праздник, ситуация в Луганской области крайне сложная. Сохраняя жизни украинских военных, ВСУ были вынуждены оставить Лисичанск, последний крупный город региона. Небольшую часть Луганской области защитники Украины удерживают под своим контролем, чтобы ВСУ успели построить защитные редуты на других позициях. Те территории области, которые обороняли украинские силы, российские войска разрушили на 90%. Восстановлению не подлежат 60% домов.
До 24 февраля в трех крупнейших городах неоккупированной части Луганской области — Лисичанске, Северодонецке и Рубежном — проживало около 280−300 тыс. человек. Многие из них выехали из зоны боевых действий самостоятельно. Специализированная команда во главе с Виктором Левченко, рискуя жизнями, вывезла из области 42 тыс. местных, которые в противном случае остались бы на месте.
За эту свою работу Левченко получил медаль Защитника Отечества и орден Богдана Хмельницкого ІІІ степени, а также сильную контузию: группа, в которой он находился, попала под обстрел. В результате погиб французский журналист, а полицейские получили ранения. Так глава луганских патрульных оказался в больнице.
Уроженец Николаева, последние три года работавший в Луганской области, Левченко описал НВ то, что видел своими глазами. Его повествование редакция впервые опубликовала в форме монолога 4 июня, а теперь приводит вновь — напоминая о героизме украинских полицейских по случаю дня Нацполиции.
Начало войны
Если для всей Украины война началась 24 февраля 2022 года, то на Луганщине и Донетчине война продолжается с 2014-го. Это постоянные обстрелы со стороны российских наемников. Там гибли и получали ранения наши воины, война там продолжалась давно.
Где-то за неделю до начала широкомасштабного вторжения начались очень сильные обстрелы города Счастье, именно жилых районов. Планировалась эвакуация из города, но провести ее не успели.
Все наше подразделение было приведено в максимальную готовность. 23 февраля я с моим замом заступили в ночное дежурство, сидели у меня в кабинете. Это все было в Лисичанске.
Где-то в 04.00 утра я зашел на YouTube, пока зам немного задремал. И увидел, что началась онлайн трансляция этого " ботоксного урода" [президента РФ]. Я услышал его риторику о нацистах и что-то еще из его старческих бредней, и сразу разбудил зама, поднял командиров, говорю: «Это война».
Ботоксный еще не закончил говорить, а мы уже объявили тревогу, собрали весь личный состав. И где-то к 05.00 утра, когда он закончил свои бредни, начались очень сильные взрывы, прилеты ракет. Взрывалось всюду! Мы слышали и дальние бои, взрывы были и непосредственно в нашем городе, работала вражеская авиация.
Начались бои в Луганской области, наши войска отходили, потому что враг очень сильно обстреливал, прорывался и окружал. Наши войска отходили на более выгодные позиции, где можно было сдерживать это наступление, потому что россиян было в несколько раз больше.
Эвакуация
Все функции патрульной полиции сразу стали не нужны, правила дорожного движения перестали существовать. Мы отталкивались от того, что сейчас наиболее необходимо для жителей. Мы ведь присягу давали кому? Украинскому народу.
Уже на третий-четвертый день магазины нормально не работали, постоянно обстреливались города, у людей начались проблемы с продовольствием, медикаментами, питьевой водой. Мы организовали гуманитарный штаб, куда свозили продукты питания, подгузники и средства гигиены, сделали огромный склад.
Еще была [в регионе] связь. Люди звонили по телефону, передавалась информация. Приезжал патрульный автомобиль, загружался и развозил адресную гуманитарную помощь. Патрульные полицейские включились в это максимально и доставляли медикаменты и помощь, сотрудничая тесно с военной гражданской администрацией.
Потом люди начали уезжать. Кто мог уехать своим транспортом — уехал. Но оставалось очень много тех, у кого не было собственного транспорта. Таких людей мы подвозили к поезду, и они уезжали на Западную Украину.
Но потом «рашисты» полностью уничтожили железнодорожные пути в Лисичанске и Рубежном. Где-то на второй месяц, возможно чуть раньше, сообщение по железной дороге было уже полностью уничтожено. Тогда начались эвакуации до границы с Днепропетровской областью, а уже оттуда выезжал поезд.
Маршруты эвакуации постоянно менялись, транспорт также менялся, потому что он выходил быстро из строя после обстрелов. Автобусы военно-гражданская администрация доставала где-то из других областей. Водителей критически не хватало, ведь это действительно зона боевых действий и многие водители уехали. Поэтому многие патрульные сели за руль, из них некоторые не имели нужных категорий, не умели управлять этими автобусами, — мы учились на ходу. Сами ремонтировали автобусы, насколько это было возможно, садились и выезжали в самые адские места Луганщины, — спасали оттуда людей.
В первый месяц уезжало очень много людей. Мы эвакуировали по 3−5 тыс. граждан в день. Потом людей становилось все меньше, вывозили по 200−300 человек. Мы ездили по всей свободной Луганской области, которая еще не была захвачена «рашистами» — это Попасная, Горная община, Тошковка, Орехово, Новодружеск, Приволье, Рубежное (в котором на тот момент еще шли бои), Северодонецк.
Потом, когда наплыв людей прекратился, мы начали получать информацию через местных и их родственников, ведь связи уже не было, где находятся люди, нуждающиеся в эвакуации. Дальше мы организовывали операцию, иначе это назвать нельзя, продумывали маршруты и уже выезжали. Заходили в укрытия, где находились люди и иногда уговаривали, рассказывали им о ситуации, что оставаться здесь смертельно опасно. Тем людям, кто, несмотря на это, отказывался уезжать, мы привозили продукты. Это все, чем мы могли помочь им на тот момент. Людей же, желавших эвакуироваться, мы вывозили, неоднократно попадая под обстрелы. И так — нон-стоп.
Дети и не только
Моя большая боль — это дети, остающиеся в зоне боевых действий. Самое важное для меня лично — это спасение нашего будущего. Взрослый сам может решать, чего он хочет, а чего нет. А ведь дети не видели еще жизни, не могут оценить риски. Они не заслуживают видеть смерть, разруху и находиться в постоянной опасности.
Родителям малолетних детей мы говорили: «Выйдите из укрытия, вы увидите, что все разрушено, вам нечего есть». Если бы мы не привозили им еду, люди бы голодали. Мы объясняем, что «рашисты» не заботятся о населении, они заботятся только о том, чтобы любым способом захватить территории и при этом уничтожить максимальное количество украинцев. Это показал пример Мариуполя, Бучи и Ирпеня. Потому с родителями малолетних детей мы работали очень активно.
Для меня и патрульных это было большое счастье, если удавалось спасти хотя бы одного ребенка с родителями.

Неделю назад нам удалось вывезти 13 малолетних детей за один рейс. Это фурор! Эти дети уже не станут жертвами ни артснарядов, ни «рашистов». Они сейчас находятся в Западной Украине и в Европе. И самое главное, россияне не украдут этих детей как это делают в Мариуполе.
К сожалению, какое-то количество детей в Луганской области еще остается. Для меня даже если один ребенок там останется — это много.
Наша позиция такова: даже ради одной жизни следует рисковать. Это и отличает нас от россиян, потому что для них люди — это просто статистика. Для нас каждая жизнь является ценностью.
Недавно мы поехали в Белогоровку. Я думаю, все уже знают это село, его называют и «Белобаевкой» и «Черногоровкой» [проводя аналогии с Чернобаевкой Херсонской области]. Там россияне пытались форсировать Северский Донец, очень много их техники было уничтожено. Они захватывали это село, а потом наши их оттуда выбивали.
К нам поступила информация, что там еще остались люди, нуждающиеся в эвакуации. Уехать пожелали только двое. Мы их посадили в автомобиль и вывезли. Трудно описать это село, оно полностью уничтожено, там нет ничего.
Был случай эвакуации животных. Через третье колено до нас дошла информация, что на окраине Рубежного, которое уже к тому времени было почти оккупировано, находится приют — около 40 собак и трое их хозяев. Так как там шли тяжелые бои, ни продуктов питания, ни собачьего корма никто не подвозил, а боевые действия продолжались уже больше месяца. У нас нет специализированного транспорта для животных, есть обычные микроавтобусы, в которых ездят наши спецподразделения. И мы решили, что ими поедем, как-нибудь поместим туда собак, посадим людей и увезем.
Мы отправились туда двумя автобусами и одним патрульным автомобилем, в котором находился и я. Наша задача была прикрытие, потому что это окраина Рубежного — за домом с приютом был лес, в который заходили вражеские ДРГ. Мы с коллегами держали под прицелом выходы из леса, пока другие просто забрасывали и загружали этих песиков в автобусы. Те очень похудели, страшно было это видеть.
Мы вывезли их сначала в Лисичанск, а оттуда уже другие доставили собачек в Запорожье. Их хозяйка сбрасывала нам потом видео, что у них все круто, собаки уже немного поправились и прекрасно себя чувствуют.
Французский журналист
Бронированный транспорт для эвакуации появился всего две недели назад. Глава военно-гражданской администрации (ОВА) предоставил нам его, потому что сейчас простреливаются уже все дороги в Луганской области, крайне опасно вывозить людей не бронированным транспортом.
Когда погиб французский журналист [Фредерик Леклерк-Имхофф, корреспондент французского канала BFM TV , был убит 30 мая], я был с ним в одной кабине автомобиля.
До этого со мной связались из ОВА, и сообщили, что французские журналисты и их переводчик будут освещать ход эвакуации. Мы с ними встретились, я предложил: давайте мы вам дадим интервью, а потом, когда вывезем людей, вы их здесь [в Бахмуте] снимите, потому что ехать опасно. Они посовещались между собой и решили все же ехать с нами.
Мы все сели в бронированный автомобиль и отправились. Въехали в город Лисичанск и попали под обстрел. Непосредственно перед нами взорвался снаряд. Все, что я помню: дорога, затем — звон в ушах, в салоне дым, пыль, полностью потрескавшееся и пробитое бронированное стекло. Я не знаю, что это было, установит следствие. Взрыв был довольно сильным, я на время вообще был дезориентирован.

Когда пришел в себя, обратился к водителю, патрульному полицейскому: «Как ты, братец?». На что он говорит, что ему глаза заливает кровью. Я увидел его лицо — оно полностью окровавлено. Начал с ним разговаривать. Говорю, что нам нужно выехать, потому что обстрел продолжается и если остановиться в этот момент, то выжить шансов практически нет. Он не бросил руль, мы выехали и ехали так минут 5. Потом уже выяснили, что осколок пробил ему шлем и нанес очень серьезные травмы головы. Но, к счастью, он выжил, шлем спас ему жизнь.
По радиостанции передали, что среди нас тяжело раненые, пытались оказать помощь французскому журналисту, насколько это было возможно, потому что мы все были контужены.
Трудно передать, что это такое, когда перед тобой взрывается артиллерийский снаряд. Когда прибыли, вытащили Фредерика. Находившиеся на месте полицейские проверили его пульс и сказали, что он не выжил.
У меня сильная контузия. У другого патрульного — осколочные ранения головы и контузия. У еще одного полицейского контузия и мелкие осколочные ранения ног.
Мысли о войне
Россияне никакие нам не братья. И никогда ими не были. Они постоянно пытались нас уничтожить, поглотить нашу культуру.
То, что они делают сейчас — просто геноцид. Они уничтожают наши города, вообще не думают, куда они стреляют, им бы только всех уничтожить. Потому это война за выживание украинской нации. Это не освобождение Донбасса, как они рассказывают. Сейчас вся страна объединилась и помогает нашим вооруженным силам. Все объединились для того, чтобы противостоять этому нападению. Потому мы обязательно победим. К сожалению, с очень большими потерями, но победим.
Я не столь большой человек, чтобы решать, что будет дальше. Как руководство скажет, так мы будем работать. Сейчас немного поправлю здоровье, чтобы можно было полноценно выполнять свои должностные обязанности. Но я уверен, что работа не изменится, это будет помощь нашим гражданам.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.