«Это будут серьезные цифры». Как много детей потеряли родителей в связи с войной в Украине и кто сможет их усыновить
Сколько детей считаются пропавшими без вести после начала полномасштабной войны в Украине, как вернуть ребенка, которого принудительно вывезли на территорию россии и почему психологическая помощь — очень важна, рассказывает глава правления Украинской сети за права ребенка Дарья Касьянова.
Дарья Касьянова — директор по развитию программ МБФ СОС Дитячi Мiстечка Україна, глава правления Украинской сети за права ребенка, член Координационного штаба по вопросам защиты прав ребенка в условиях военного положения. В интервью НВ ко Дню защиты детей она рассказывает о том, что переживают украинские дети в условиях войны, какие последствия для их психики все это будет иметь через несколько лет и как мы можем помочь им уже сегодня.
Видео дня
— С 24 февраля в Украине временно приостановили процесс усыновления детей. Планируют ли возобновлять эти процедуры, и если да, то когда?
— В некоторых областях Украины усыновление было приостановлено или заблокировано: реестры были закрыты, суды не работали, некоторые учреждения попали под обстрелы, документы были частично утрачены. Были такие области, в которых усыновление продолжалось, но, как правило, это в тех случаях, если все документы были поданы еще до начала войны.
Сейчас мы наблюдаем подъем среди желающих усыновить ребенка в Украине — многие люди интересуются, каким образом это сделать. Но поскольку реестры временно закрыты, нельзя получить информацию о том, имеет ли кандидат в усыновители судимости. Не работали многие службы по делам детей, суды. Невозможно было обучать усыновителей, а это — обязательная часть для усыновления ребенка.
Уже в начале мая этот вопрос стали обсуждать на уровне Координационного штаба по защите прав ребенка в условиях войны. Готового решения пока что нет, однако есть черновик обновленного постановления по поводу национального усыновления. Из простых постановлений это, к примеру, возможность продлить срок действия документов усыновителя до 18 месяцев, хотя обычно действительны год. Также открываются реестры и можно добыть необходимую информацию. Насчет обучения все еще есть вопросы — каким образом это сделать. Возможно, частично перейти в онлайн-формат. Я знаю, что многие службы по делам детей начали принимать заявления и документы потенциальных усыновителей, формировать группы. Процесс возобновился.
Детей эвакуируют из города Купянск, Харьковская область, из-за атак российской армии / Фото: REUTERS/Ivan Alvarado— Есть ли данные о том, какое количество детей в Украине потеряли родителей с 24 февраля?
— Из того, что мне известно, это около 1,5 — 2 тыс детей. Но я думаю, что это — очень промежуточная и совсем неполная информация. До начала полномасштабной войны ежегодно сиротами, лишенными родительской опеки, становились от 10 до 12 тыс детей в Украине. Сейчас эта цифра будет гораздо больше.
Есть дети, которые остаются на оккупированных территориях — мы не знаем, что там происходит с родителями. Есть случаи, когда дети были вывезены родственниками, а у них здесь погибли родители и факт смерти не зафиксирован. Например, много такой информации по Мариуполю.
https://www.youtube.com/embed/B6iWZvFc2HI
Вот, допустим, конкретная ситуация: папа вышел за водой, его нет и нет. Через несколько дней мама решила его искать, вышла и тоже не вернулась. Ребенок просидел с соседями еще несколько дней, они выехали в Запорожье, потом дальше, а родители на связь так и не вышли. Таких историй я получаю большое количество.
Выдать свидетельство о смерти бывает невозможно, потому что некому фиксировать такие случаи. В Мариуполе, к примеру, начальник службы по делам детей погибла со своими детьми. Знаю случаи, когда дети были вывезены из Мариуполя или из Рубежного на оккупированные территории, а связи с их родителями нет. Дети говорят, что родители погибли, но это нигде не зафиксировано.
Это будут серьезные цифры. Будет очень много детей, которые потеряли своих родителей.
— Сколько детей принудительно вывезли из Украины на неподконтрольные Украине территории или в россию?
— Предварительно это около 60−70 тыс детей, но это часто дети, в том числе, вместе с родителями, либо с другими родственниками. Если говорить о детях, которых вывезли без сопровождения, то я знаю о списке из около 60 фамилий. Они находятся на территории Донецка либо на территории россии, в таких городах как Таганрог, Ростов-на-Дону, либо в Подмосковье.
— Существуют ли какие-то механизмы, чтобы вернуть этих детей обратно?
— Над этим уже работают, и есть случаи, когда родственники — например, бабушка, ездили и забирали детей. Но этот процесс — очень сложный. Семью с детьми удается вывезти через территории Польши, Эстонии, или Беларуси. Однако если это дети без документов, то их не выпускают — требуют, чтобы за ними кто-то приезжал, чтобы их забирали официальные опекуны. Но не во всех случаях это возможно просто физически. Люди боятся ехать, потому что это — сложный путь, нужно въезжать в россию.
— Если родители или другие члены семьи знают, что ребенок был вывезен на неподконтрольные Украине территории либо в россию, куда необходимо обращаться?
— Прежде всего, нужно обратиться в Национальную полицию и Службу безопасности — если есть информация, например, что дети сами вышли на связь со своими родственниками или друзьями и сообщили о том, где они находятся. А дальше включаются рабочие группы по депортации при Офисе президента, они координируются между собой. Эта информация перепроверяется, ищутся инструменты, как вернуть детей на подконтрольные Украине территории.
— Хватает ли ресурсов для временного размещения и защиты детей, которые потеряли родителей в ходе этой войны?
— Обычно детей, которые потеряли родителей, вывозят либо соседи, либо какие-то знакомые. Часто дети потом так и живут вместе с этими людьми. Очень важно обратиться в службу по делам детей, чтобы идентифицировать, что это за ребенок, и попытаться найти родственников.
По детям старше десяти лет мы находим родственников на территории Украины, которые готовы приехать, забрать их и оформить опеку. Конечно, по детям более младшего возраста сложнее, если нет никаких документов. Для ребенка, который потерял своих родителей, очень важно находиться в окружении родных людей, а не в учреждениях, как, например, приют или больница.
— Сколько детей считаются пропавшими без вести в Украине?
— По состоянию на 25 мая 2022 года в Нацполицию поступило 1577 обращений о том, что без вести пропали 1705 детей. 1571 ребенок был найден, еще 106 — в активном поиске. В обращениях указывается, к примеру, о том, что связь с пропавшими детьми была утрачена из-за оккупации регионов, где проживали эти дети, либо же из-за эвакуации из мест проживания. То есть, обращений много, но и найденных детей — тоже много.
Как правило, обращаются люди, которые, например, долго сидели в подвалах. А когда выходят оттуда, то начинают разыскивать членов своей семьи. Выясняется, что за это время некоторых детей успели вывезти. Есть дети, которые сами пересекли границу, потому что по законодательству Украины несовершеннолетние граждане возрастом 16−18 лет уже могут это делать. Но в Польше и других европейских странах дети до 18 лет не имеют права передвигаться без сопровождения взрослых. Как правило, они попадают в определенные пункты, где их можно потом найти. Как минимум, с ними можно связаться и выяснить, где они, как они себя чувствуют. И если родственники готовы ехать их забирать, оформлять опеку, то дети возвращаются обратно.
— Хватает ли в Украине детских психологов и других специалистов, которые умеют работать с такими сложными темами, как травмы войны?
— Наши специалисты за последние восемь лет глубоко проработали травму войны, изучили международный опыт и знают разные методы, подходы и инструменты работы.
В целом же, психологов за это время стало много. Да и в принципе культура получения психологической помощи в Украине сегодня — очень развита. Еще в 2014 году, когда мы начинали работу, люди жутко боялись психологов. Сегодня же мы получаем прямые запросы. Например, сейчас работаем с семьями из Азовстали, которых вывезли в Ивано-Франковскую область. Люди прямо говорят: «Нам нужен психолог. Я не могу спать, я не ем, я в таком состоянии, помогите». Люди обращаются за такой помощью — либо для себя, либо для своих детей.
Мальчик по имени Алексей со своей мамой в шелтере в Славянске, Донецкая область / Фото: REUTERS/Carlos BarriaСпециалистов много, другое дело, что многие из них сами нуждаются в этой психологической помощи. Здесь подключились соседние страны, включаются украиноговорящие, русскоговорящие, англоговорящие специалисты, которые супервизируют наших психологов.
Конечно, оказывать психологическую помощь и вообще работать с травмой войны нужно в условиях мира. Но мы совсем не понимаем, насколько это реалистично в ближайшее время. Однако все, что касается первой психологической помощи и работы с детьми, с семьями, которые находятся на мирных и условно мирных территориях, работает.
С такими запросами хорошо работают группы взаимопомощи: люди, которые пережили подобный опыт, делятся им друг с другом и говорят о том, что пугало, расстраивало и так далее. Это — помогает. Не у всех людей после войны будет ПТСР, ведь наша психика — довольно гибкая.
— Эти проблемы с нами — на многие годы, ведь когда-то эти дети вырастут, и пережитый в детстве опыт войны не пройдет для них бесследно. Какими могут быть последствия в долгосрочной перспективе?
— Этот вопрос мы задавали иностранным коллегам еще в 2014 году. Так, например, Босния и Герцеговина, где война закончилась 30 лет назад, до сих пор разгребает последствия войны. Как правило, поствоенный период не менее сложный, чем военный: это люди с посттравматическим стрессовым расстройством, те, кто пережил травму войны, и не все обращаются за помощью.
Одно из последствий — это рост уровня насилия в стране, где была война. К сожалению, есть и такой момент как увеличение количества детей, от которых отказываются мамы еще при рождении. Потому что это дети, которые появились на свет в результате сексуального насилия, нежелательной беременности. Допустим, в Косово после войны количество отказов от новорожденных детей возросло в разы, потому что дети были рождены в результате изнасилований. Долгое время эти дети усыновлялись только иностранцами.
Что касается Израиля, они тоже говорят о том, что это должна быть постоянная функция работы, психологической поддержки для разных целевых групп, которые страдают от войны. Это должна быть работа с травмой войны, детей и взрослых необходимо учить саморегуляции, тому, что бояться — это нормально. Учить, как можно себя успокоить, как успокоить другого, каким образом предоставить первую психологическую помощь, поддержать близких, на что нужно обращать внимание.
Другая сторона вопроса — это теория о том, что дети, которые пережили войну, вырастают более сильными, выносливыми, любящими свою страну и умеющими справляться с вызовами современного мира.
— Сейчас много обсуждают тему сексуального насилия во время войны. В частности, вопросы были к Омбудсмену Людмиле Денисовой из-за формулировок, которые она использует в своей публичной коммуникации, сообщая о насилии, в том числе, и над детьми. Что вы об этом думаете?
— Я думаю, что каждое преступление и против ребенка, и против взрослого должно быть зафиксировано и должно расследоваться. Для этого есть Офис Генерального прокурора, есть военные, полиция и другие структуры. То, что сексуальное насилие, как и другое насилие, — оружие войны, это — факт. К сожалению, в 2014—2015 годах и все эти годы войны мы сталкивались со случаями, в том числе, сексуального насилия над детьми.
Подобные факты должны предаваться публичности. Но все-таки очень важно учитывать, что здесь не должно быть никакой персонализации и детально описанных подробностей. Потому что с одной стороны они вызывают стигматизацию людей, которые пострадали от сексуального насилия, а с другой — нарушают права человека и права ребенка. То есть, скрывать эти факты нельзя, однако подача такой информации должна быть совсем другой. То, как все сейчас происходит, мне кажется, это — нарушение прав человека.
— В оккупированном россией Мариуполе решили продлить обучение детей в школах летом, чтоб якобы подготовить их к 1 сентября. Ведь новый учебный год там хотят начать с «обновленной» программы: история россии, русский язык и литература. Можем ли мы как-то повлиять на подобные процессы?
— Сложно ответить на этот вопрос. Думаю, что это нужно узнавать у международных гуманитарных организаций и миссий. Но я точно могу сказать, что дети, которые пережили такие жуткие потрясения, которые сидели два месяца под бомбежками, они не способны к нормальному обучению. Прежде всего, у ребенка страдает когнитивная система. Поэтому чему бы там ни учили, ребенку это будет не интересно и не важно.
Наша главная задача сегодня — обеспечить безопасность для детей. Ребенок чувствует себя в безопасности, только находясь с родными людьми. Поэтому необходимо давать семьям с детьми возможность выехать из горячих точек, опасных, также со временно оккупированных территорий. И защитить их.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.
Подписаться на ежедневную email-рассылку материалов раздела Life Оставайтесь в курсе событий из жизни звезд, новых рецептов, красоты и моды подписаться Каждую среду