«Детки постоянно хотели кушать». «Тетя Суп» — о двух месяцах выживания в бункере Азовстали — интервью

Наталья Бабеуш пробыла в укрытии на заводе Азовсталь больше двух месяцев. В подземелье дети называли ее «Тетя Суп», ведь один из мальчиков был настолько мал, что не мог произнести ее имя.

13/05/2022, 18:05:45

Война России против Украины — главные события 13 мая

В интервью Радио НВ Наталья рассказала обо всем, что ей и остальным мариупольцам пришлось пережить в бункере.

https://www.youtube.com/watch?v=muC6rjNE6Ik&t=6s

— Надеемся, что вы чувствуете себя в относительной безопасности. Можете ли вы рассказать, как именно и когда вы попали в Азовсталь?

Видео дня

— Это было в начале марта. Мы прибежали [туда] с мужем уже под тяжелые обстрелы. В тот момент казалось, что там будет безопаснее всего. Но со временем поняли, что там тоже опасно.

— Оккупанты обстреливали Азовсталь всеми возможными ракетами, бомбили из самолетов. Когда это происходило: ночью или круглосуточно? Как вы переживали это?

— Сразу было по чуть-чуть, а потом сильнее и сильнее. С каждым днем все тяжелее было и тяжелее. Страшнее всего была авиация.

Читайте также: Оккупанты пытаются захватить Азовсталь: начали наземную операцию

— А где именно вы находились? Азовсталь — это ведь огромная территория.

— РБЦ, рельсобалочный цех.

— Это бункер?

— Да. Практически под каждым цехом есть бомбоубежища.

— Были ли там какие-нибудь продукты? Было ли что-нибудь заготовлено на случай войны?

— Да, была заготовлена вода, сухпайки, стояли какие-то лавочки. В принципе на этом все.

— Сколько людей с вами там находилось?

— Люди приходили, уходили. Когда 47 [было], когда становилось 30.

Спутниковый снимок обстрелянной территории завода Азовсталь в Мариуполе. 12 мая 2022 года / Фото: Satellite image 2022 Maxar Technologies/Handout via REUTERS

— От чего зависело? Я так понимаю, когда начались еще более плотные обстрелы Мариуполя, тем больше появлялось людей.

— Они просто говорили, что хотят уйти с комбината. Но опять-таки — они шли под авиацию.

— То есть, когда шли авиационные обстрелы, люди выходили.

— Да. Они сказали «мы пойдем, несмотря ни на что», потому что ели мы совсем скудно. Один раз в день суп из сухпаевской каши, которую можно было употреблять как кашу, а я варила суп, чтобы растянуть эти сухпайки на как можно дольше. Мы понимали, что неизвестно, сколько нам нужно будет там прожить.

И хорошо, что так сделали изначально, потому что мы бы там не выжили. По крайней мере, моя семья точно не выжила, потому что если люди приезжали на машинах, привозили с собой огромные мешки с продуктами, то мы прибежали с двумя котлетами и половиной буханки хлеба. У нас больше ничего не было, этого хватило на два дня и все.

— С вами были работники Азовстали или просто мариупольцы, которые там скрывались?

— Приходили изначально семьи рабочих. Потом, когда [усилились] обстрелы, сказали, что разрешают всем, то есть были и не работники комбината.

— Сколько времени вы там провели?

— Больше двух месяцев.

Читайте также: Эвакуация украинских военных с Азовстали: Зеленский назвал страны, которые помогают в переговорах с Россией

— Была ли у вас возможность выходить наружу?

— Изначально была. Разбомбили мои две кухни. Одна была почти под открытым небом. Мы ночью проснулись — ничего не было, только уцелела моя кастрюля. Потом мужчины перенесли кухню в другое место, там и крыша была. Туда тоже попало. Потом мы уже начали готовить в подземелье.

Дым поднимается после обстрела Азовстали / Фото: REUTERS/Alexander Ermochenko

— На чем вы готовили? Была какая-то печка?

— У нас мужчины были с воображением, они мне сложили печь (смеется — ред.). Нашли какие-то кирпичи, лист железа, сложили мини-печку, поставили. Потом это перевозилось, переносилось, искались какие-то новые способы — по типу мангала что-то пытались ребята соорудить. Потому что весь дым тянуло в цех, дышали этой гарью, воняли волосы, лицо было каждый день черное.

Мыться можно было только когда пошел снег — на 8 марта. Мужчины наши нам сказали: «Вас Бог поздравил с 8 марта, что вы можете себе позволить помыться». Собирали дождевую воду, топили снег на костре, чтобы хотя бы помыть руки, потому что питьевой воды было очень мало.

Читайте также: Из Мариуполя — в Хабаровский край. Западные СМИ изучили, как обращаются с украинцами, депортированными в Россию

— Когда возникали более серьезные проблемы с водой, начали использовать техническую? Где ее брали?

— Были какие-то бочки, как цистерна. Там была техническая вода — ржавая, не особо пригодная [для использования]. Но, слава Богу, никто от этого не умер.

— С вами было восемь детей. Вы выполняли важную роль — рисовали с ними. Как вам это удавалось?

— Мне очень нравится за ними наблюдать. Они, на самом деле, давали силы просыпаться каждый день, выдумывать им какие-то маленькие мини-завтраки. Я понимала, что детки постоянно хотели кушать, они просили печеньку… Но в таких условиях это было невозможно. В гречку я добавляла чуть-чуть муки, просто чтобы она не распадалась на сковороде, у меня были гречаники, иногда — оладьи. Рис кто-то из родителей давал, я отваривала рис, добавляла муки и получались такие рисовые оладьи. Даже не знаю как это назвать.

Я каждый день думала, что мне готовить завтра. Когда мы ложились перед сном, муж говорит: «А ты придумала, какой завтра будет завтрак у детей?» Он переживал, чтобы эти маленькие ангелочки что-то поели, потому что страшно, когда у тебя ребенок просит «дай печеньку», а ты понимаешь, что у тебя кроме этих консерв ничего нет. И консерва в ограниченном количестве — это страшно. Как ребенку в четыре года ты можешь объяснить, почему не можешь дать ему яблочко? Очень тяжело.

— Именно они дали вам такое прозвище — Тетя Суп…

— Да, потому что не могли запомнить. У нас был маленький мальчик, который даже выговорить не мог слово «Наташа», поэтому я говорила: «Кушаешь суп — называй меня Тетя Суп (смеется — ред.). И как-то это так прилипло.

— Это очень мило на самом деле, хотя мы понимаем, как ужасны были условия, в которых вы находились.

— Вы представить себе не можете, это надо пережить. Увидеть — это одно, а когда изо дня в день, каждый день одно и то же: ты проснулся, приготовил детям завтрак, поставил для взрослых чай; попили чай; сварился суп; попили чай — все, день закончился. Абсолютно все дни одинаковые. Я не знаю, как люди, которые не выходили на поверхность, не сошли с ума, потому что [сложно] жить в подземелье, не понимая — день это, ночь, вечер, утро.

У всех были телефоны, но разрядились — мы даже не понимали, сколько времени. Хорошо, что были часы на руке. Я спала с ними.

Читайте также: Кучма, Ющенко и Порошенко призвали мировое сообщество помочь эвакуировать военных и гражданских с Азовстали

— С вами были женщины или мужчины? Какого возраста?

— Дети, женщины были, люди с инвалидностью, инсулинозависимые были.

— Что делали люди, зависящие от инсулина, и понятно, что никакого инсулина нет?

— Женщина на глазах теряла сознание. Когда уровень сахара зашкаливает, у них может наступать кома, из которой они просто не выходят.

Я интересуюсь медициной, психологией. Почему я начала заниматься детками? Потому что я 15 лет пытаюсь понять вообще себя и других. И когда детки приходят и начинают рисовать тебе картинку черным цветом, ты понимаешь, что ребенка надо как-то развлечь. Со временем, когда ребенок тебе рисует желтый, красный, яркий торт, то ты понимаешь, что ребенок чуть-чуть адаптировался. Дети были неконтактные вообще.

Читайте также: На заводе Азовсталь остаются около тысячи украинских защитников, сотни из которых ранены — Верещук

— Телефоны были разряжены. Как вы контактировали с внешним миром?

— Связи не было вообще.

— Приходили ли к вам украинские военные?

— Очень редко. Но когда приходили, приносили еду. Детям какие-то сладости, конфеты приносили.

Читайте также: Искалеченные защитники Мариуполя. Азов показал раненых бойцов, которые остаются на Азовстали — фото

— О чем говорили, находясь там? Обсуждали ли войну? Или это была тема, которую пытались не затрагивать?

— Все обсуждали больше живы ли родные, нежели войну. Многие, имея несколько детей, смогли взять с собой только одного ребенка. Многие семьи потеряли детей, потеряли с ними связь. Многие мои коллеги погибли, погибли семьями. Вчера объявилась моя «мертвая» коллега, которая имеет многочисленные ранения. Я узнала, что она жива, но не знаю, выживет она или нет. У нее маленькая дочь.

Разрушенные дома Мариуполя / Фото: REUTERS/Pavel Klimov

— Вы видели первые последствия обстрелов. Что происходило, когда вы были дома и еще не прятались в укрытии?

— Уже слышны были автоматные очереди возле окна. Я понимала, что это очень серьезно. Мы шли по дороге, были уже обгоревшие машины, горели дома. Смелые люди готовили еду себе во дворе.

Мы зашли в какой-то из подъездов, там была семья: мама, бабушка и двое деток. Они нам показали [подвал], что там есть люди, можно укрыться. Но если бы я знала, к чему может это все привести, я бы не пряталась никуда, потому что подвал ни от чего не защищает, он не предназначен для этого. Очень много людей погибли, прячась в подвале в своем доме.

Погиб мой очень хороший друг, который готовя в частном доме еду, словил осколок, не смертельный. Но из-за того, что не была оказана медицинская помощь, он умер от заражения крови.Он очень молодой… Душа компании (плачет — ред.)… У него осталось дочь и жена…

— Я понимаю, как тяжело об этом рассказывать, отвечать на какие-то вопросы, когда вы пережили очень страшные вещи. У всех украинцев болит сердце из-за того, что происходило и происходит в Мариуполе.

— (Плачет — ред.) Вы не представляете, как это, просто когда ты с человеком приходишь на работу, ты его обнимаешь… Он никогда не был грустным, никогда не опускал руки, он все делал своими руками, он только сделал ремонт в доме и хотел учить ребенка… А теперь у него дочь сирота… К тому же маму тоже не могут найти…

Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.