«Мы враги тоталитаризма». Психиатр рассказал мотивы, из-за которых Путин отдает приказ обстреливать Одессу — интервью
Украинское общество вводит другую модель в государстве, враждебную российскому тоталитаризму, историческому некрофильству и культу смерти, рассказал Радио НВ Борис Херсонский, клинический психолог, психиатр.
https://www.youtube.com/embed/AJo0kvX-Nwo
— Собственно, о диагнозе Путина и, наверное, и путинского общества, можем ли мы поговорить с психологической, психиатрической точки зрения?
— Мне кажется, что вина Одессы, вина Украины в глазах Путина и путинистов в том, что Украина существует и вводит такую модель общества, которая враждебна тоталитаризму. У нас есть разные претензии к нашим лидерам, но все же мы можем сменить их либо на выборах, либо иногда революционным путем. Но мы меняем их, и мы имеем демократическую структуру общества. А вот Россия, она уже давно стремится к авторитаризму, а сейчас к тоталитаризму. Агрессия с психологической точки зрения, она тесно связана с ложью и тесно связана с тоталитарной структурой общества. Ибо тоталитаризм строит некую альтернативную реальность. Реальность, которая реальностью не является. Мы знаем сейчас, что этот дом был построен нелегально, без разрешения, и он связан с деятельностью одного из пророссийских деятелей. Но российская пропаганда сказала, что ракета попала в дом, где собирались фашисты. Потому что все эти, в которых стреляет Россия, они автоматически фашисты. Я помню интервью с боевиком на Донбассе еще в 2014 году. Он приехал из России, повоевал и вернулся в Россию. И у него взяли интервью. И вот он говорил, что для него Донецк, это священный город, как Иерусалим. И он там воевал против фашистов. Его спросили, а кто такие фашисты? И он ответил: «я не знаю, но мы всегда сражались с фашистами, и нам приятно называть тех, кого мы убиваем, фашистами». Автоматически.
Видео дня
Вот я смотрю на российское общество, на его деформацию. И эта деформация, я не знаю, как ее вернуть назад. Потому что это уже поколение. И если мы уже говорим о психиатрии, то я думаю, что многие смотрели на детей трехлетних, четырехлетних детей, которых наряжают в военную форму, пишут на них букву Z, и даже пирожные для них готовят с буквой Z. И делают эту картонную военную технику. И это тоже маскарадные костюмы для малышей. Они растут в духе милитаризма. Тоталитаризм, ложь, милитаризм. Эти три фактора связаны между собой. Что касается лично Путина, я думаю, что каждая профессия ведет к профессиональной деформации личности. А Путин у власти уже 20 лет. И он принимает решение, ни с кем не советуется. Это авторитарный лидер. Естественно, его личность деформирована. Я вижу у Путина параноидные черты, и я вижу у Путина нарциссизм, злокачественный нарциссизм, который описал еще Эрих Фромм в книге Анатомия человеческой деструктивности.
— Он там Сталина описывал, как садиста. Более того, приводил примеры, когда Сталин приказал арестовать жену своего личного секретаря, а тот даже не мог спросить, за что, или как-то попросить за свою жену. То есть это был садист-садист.
— Да. Это можно сказать и о Путине тоже. Во-первых, он — деструктивный лидер. Если мы перечислим военные конфликты, которые Россия устроила за эти 20 лет, мы это увидим. Когда-то Россия сказала, что она потомок Советского Союза. Это было еще в 1991 году. И это затрагивало экономические некоторые, так сказать, проблемы. Но она действительно явилась потомком Советского Союза. И даже хуже, чем был Советский Союз, хотя я прожил 41 год под советской властью. И я не представлял себе, что может быть что-то хуже. Но сейчас я вижу — может быть. Сирия, Чечня, Грузия, Украина. Но Россия начала еще при Ельцине в 1992 году в Молдове. Первая, как мы знаем, такая альтернативная непризнанная республика, это Приднестровье. Разделяй и властвуй. Вот это такая тактика. Создание искусственных горячих точек по карте бывшего Советского Союза. Так я могу сказать.
— Еще одна характеристика РФ и Путина, в частности, я так называю это некрофильством. Взгляд в прошлое. Они действительно последователи Советского Союза, там был культ памятника неизвестному солдату. Когда высшей победой для человека считается не только смерть на поле боя, но и отказ от собственного имени: неизвестный солдат.
— Да, это очень разумное мнение. Ты не имеешь права на свое имя, свою волю и даже на свою судьбу. Ты должен умереть. И тогда над тобой поставят большой обелиск и зажгут вечное пламя. Они забывают, что вечное пламя бывает в аду. Мы его подарили воинам, которые, возможно, действительно были смелыми, храбрыми. Они действительно воевали с нацистами. И мне кажется, что этот культ войны, культ победы, которая была много лет назад, это архаический военный культ, который был еще в античные времена. И я должен сказать, он связан и с религиозными традициями. Не только русскими, но и нашими, украинскими. Ведь много наших святых воины. И я не знаю, наверное, многие знают, что император Константин, которого мы считаем святым, он решил сделать христианство государственной религией после того, как ангел сказал ему начертать крест на щитах своего войска. То есть крест, он был орудием войны.
И этот культ оружия входит в фольклор, входит в сознание. И идея того, что когда ты умерщвляешь, ты можешь служить Христу, а не сатане, она входит в сознание людей. Сегодня идет война. Мы знаем, что это классическая захватническая война, война за территорию, война за реконструкцию империи. Но я вспоминаю, как маленький ребенок строит башню из кубиков. Он ее строит, пока башня не упадет. Остановиться он не может. И вот эта детская черта сейчас в России. Она не может остановиться, пока она не разрушится. И потому, может, весь мир, понимающий опасность, он поддерживает Украину. Поддерживает действием, поддерживает оружием. Но мне кажется, что немного опоздал мир, когда решил нам помогать. Потому что мир пугается, потому что есть красная кнопка, на которую может нажать безумный тиран.
— Есть описание морали этих оккупантов? Потому что день победы, день краха нацизма — это «никогда снова», так говорит мир. И только россияне говорят «можем повторить», и вот они это повторяют у нас на территории.
— Вы знаете, в психоанализе есть такой термин. Обсессивное повторение, навязчивое повторение. И это репрезентация инстинкта смерти. Мы хорошо знаем, что такое обсессивное повторение. Мы бессознательно повторяем то, что не можем признать. Они говорят, что «нет, мы не нападем никогда на Украину», но проходит месяц, и они нападают на Украину. И имеем полномасштабное вторжение мы сейчас. Сейчас они говорят: нет, мы никогда не будем использовать ядерное оружие. Но они ведь говорили, что они никогда не будут нападать на Украину и напали. И вот психология, психоанализ говорит, что слово «нет», оно не имеет значения. А имеет значение то, о чем идет речь. И если человек говорит «нет, я никогда этого не сделаю», это значит, что он об этом думает.
— Вы уже сказали об этой болезненной для осознания вещи, когда в России наряжают в военные формы малышню, когда строят эти картонные танки вокруг детской коляски. Но также сейчас некоторые украинские дети уже играют в блокпост. И милитаризация наших детей тоже, к сожалению, происходит. Что с этим делать? Как нам, родителям, к этому относиться и проживать?
— Мне кажется, что детская игра является отражением ситуации, которая сейчас есть. И то, что и наши дети милитаризируются — это естественно, они это видят, они смотрят новости с родителями. И дети всегда воюют, игра в войнушки. Были казаки-разбойники, была ли такая игра? Было. Игра «Наши и немцы», когда дети делились на группы, кто был нашим, кто был немцем. Немцами никто не хотел быть, но все же для того чтобы игра была, часть детей была фашистами. И были такие потасовки между детьми. Это будет всегда. Но одно дело, когда дети играют, и они отреагируют собственные инстинкты какие-то, а другое дело, когда дети отреагируют агрессивную войну, и их учат быть агрессорами, уважать агрессора. И эта милитаризация идет не снизу, не от детей, а сверху.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.