Откровенный разговор. Политики и бизнесмены уже начинают считать, сколько они получат на восстановлении страны — руководитель города-героя Ахтырка
Павел Кузьменко, городской голова Ахтырки Сумской области, рассказал НВ о своем уничтоженном городе, откровенно описал проблемы с волонтерами и объяснил, почему местным жителям еще рано возвращаться домой.
Боевые действия в городе Ахтырка, который находится в 50 км от российской границы, начались в первый день войны. И не прекращались почти месяц. 48-тысячный город стал одним из самых разрушенных в Сумской области. Ведь на него российские войска сбросили три вакуумных бомбы, его обстреливали ракетами и бомбили, в нем уничтожили ТЭЦ и ряд других объектов.
Видео дня
Несмотря на это, Ахтырка благодаря защитникам смогла выстоять и получила от президента отличие «город-герой».
О том, как приходит в себя город после нашествия врага, НВ и пообщался с его главой Павлом Кузьменко.
— Утром 24 февраля РФ напала на Украину. Насколько быстро война добралась до города?
— В первый день уже начались боевые действия в городе.
— В какие дни и чем российские войска нанесли больше разрушений?
— Авиабомбардированием. С третьего дня и где-то до 24 дня войны.
— Насколько масштабны разрушения?
— На сегодняшний день все многоэтажки непригодны к жизни. Все. А их у нас больше 120.
— Где находятся люди, которые в них проживали?
— Значительная часть уехала. Еще значительная часть уехала в частный сектор к друзьям.
— Ахтырка получила награду город-герой, ведь мужественно отбивала врага все это время. Как вам удалось выстоять и не пропустить русскую армию? Ведь соседний Тростянец, находящийся в 20 км, оказался в оккупации.
— Ничего не хочу говорить на эту тему. Были некоторые моменты. Плюс у нас была военная часть, которая не вся вышла. То есть у нас было две воинские части: одна из них дислоцировалась на Луганск, другая осталась здесь (частично).
— Как были вовлечены в борьбу гражданские жители города? Стали волонтерами?
— В городе уже через 5−7 дней образовалась серьезная территориальная оборона. Сегодня обычные жители, ранее воевавшие в Донецке и Луганске, участвуют в защите города.
Волонтеры — это отдельный вопрос. На сегодняшний день это люди, которые больше всего меня полили грязью.
— Почему?
— Когда мы предложили волонтерам все-таки работать в определенных рамках и отчетности, они сказали, что для них отчетность — это только фото и видеоотчет. А все остальное не имеет никакого значения. То есть мы получили — и должны раздать. А то, что мы говорим, что одному и тому же человеку раздаете даже трижды в день, на это реагируют: ну и что, значит, так нужно. Многие волонтеры не понимают, что гуманитарная помощь — это ограниченный ресурс.
И на сегодняшний день я нигде не заявляю, что мы кормим больше 2 тыс. военных. Потому что там есть работа. И городской голова сегодня — это гражданская власть. А военная власть — это военная власть. Военные должны питаться из бюджета. Но все, что мы получили, в первую очередь было для вооруженных сил. А волонтеры считают, что все, что они получили, все должны раздать. И никакой отчетности. Сегодня они уже поняли свои ошибки, записывают и все остальное. Но в первые дни было очень много моментов, когда к нам и на другие номера звонили люди [по поводу гуманитарной помощи], их данные мы вводили в компьютеры и оказывалось, что они уже получили помощь. То есть какая-то часть людей — это все равно потребители. Об этом все молчат, мирятся. И на сегодняшний день все считают, что волонтерство — это серьезное движение. Задача волонтера на сегодня, потому что я вижу в городе, — покричать, что у нас все плохо. Они рассылают письма по всем общинам, что у нас здесь все плохо, гуманитарный кризис, продуктовый кризис и просят о помощи. Это не волонтерство. Это похоже, нельзя сказать «попрошайничество», но на «сел, собрал, передал и долю себе оставил». Или как? Не понимаю этого.

— Проблема в хаосе и в том, что люди этим пользуются?
— У нас не было хаоса никакого. Все было систематизировано. Даже несмотря на то, что был разбомблен городской совет, исполнительная власть пыталась все систематизировать и понять, что у нас есть, сколько, на какое время нам может хватить и кого мы можем обеспечить. Потому что первые две-три недели не было зарплаты и наличности вообще в городе. Мы жили за счет оборота средств, которые были в самом городе. Мы помогали всем, кому могли. А в городе осталось до 20 тыс. населения.
И у нас не было хаоса, все было систематизировано, кроме волонтеров, постоянно пытавшихся лить на нас грязь, что городской совет что-то не так делает.
— Половина населения осталась?
— Да. И из них половина — это пенсионеры, инвалиды, многодетные, малоимущие. Потому что все, кто обеспечен, смогли позволить себе уехать из города.
И все это обеспечение легло на городские власти. И мы справились с этим. У нас не было хаоса, все систематизировано. Кроме волонтеров, которые пытались лить на нас грязь, что городской совет что-то там не делает, кому-то выдает, а кому-то нет, не отчитывается фото-видео. Мы подготовим все отчеты: и документально, и сколько, и по телефонам, и все остальное.
И грязь эта лилась и до сих пор продолжается. Сейчас у нас уже все получают заработную плату, все получили пенсии и социальные пособия, и так далее. В городе работает более 50% продуктовых магазинов. Если нам помогают общины или серьезные организации — мы с ними сотрудничаем.
А когда мне звонят по телефону [волонтеры], чтобы я предоставил письмо, а они его передадут во Львов, а потом еще куда-то… Многие волонтеры с первых дней раскрутились и распиарились за счет Ахтырки.
— Как изменилась ваша работа по сравнению с тем, что было до полномасштабной войны?
— У меня нет городского совета. У меня нет рабочего места. У нас нет официального сайта. До войны у нас каждое утро и до вечера шла работа с бумагами, подготовка к сессиям, подготовка к распределению бюджета, перевыполнение, недовыполнение. Какие-то планы, проголосуют или нет. А на сегодняшний день наша задача — чтобы город жил. И он живет.
С одной стороны, это радует. С другой, есть определенная боязнь бомбардировок, нанесших самые большие разрушения. Самолет от границы с Россией к нам летит полторы минуты. Никакое предупреждение (как в Киеве или Львове) нас не спасет. Не успевают предупредить и включить сирену.
Количество людей по состоянию на сегодняшний день очень велико, концентрация очень велика. Люди начали возвращаться в город, даже несмотря на то, что нет тепла, воды. В населенный пункт они все равно возвращаются, потому что там, где они были, — они были в гостях.
— Глава Сумщины Дмитрий Живицкий заявил, что местные жители могут возвращаться и восстанавливать регион. Вы также рекомендуете жителям Ахтырки возвращаться?
— Ни в коем случае. Знаете, в определенных направлениях я не согласен с теми или иными. Восстанавливать? Ну давайте начнем. Только мы это сделаем… Кто сказал, что мы победили, нет ли сейчас войны? Мы отстроим, а у них уже поставлены на карте GPS-метки. Нас сегодня пугают, чтобы не включали свет. Вы меня извините, это полная чушь. Над городом постоянно летали всякие [беспилотники] Орланы, они ставили GPS-метки, самолет залетал с любой высоты и с точностью до 50 м бросал свои бомбы. И эти метки у них уже нанесены на электронных картах. Мы отстроим, а они снова уничтожат.
— До победы нет смысла это делать?
— Мы можем начинать. Но на сегодняшний день любая организация, с которой мы начинаем о чем-то говорить, знаете, о чем говорит? 100% предоплата. Вы нам платите — и дальше делайте, что хотите. Вам нужно стекло — берите, только заплатите. Как местное самоуправление мы имеем право только после выполнения работ [заплатить]. Мы можем только 30% предоплату сделать, согласно законодательству. Его никто не изменит. Но просят только 100% предоплату. Потому что каждый из них понимает, что он завезет или товар, насос, мотор, или автомобиль за 5 млн, и это будет разбомблено. И кто за это несет ответственность? Работа не выполнена — мы не можем заплатить. А человек поставил и говорит, что не виноват.
— Готовитесь к повторной попытке России атаковать город?
— Я гражданский, а не военный руководитель. Моя основная задача во время войны — чтобы не было паники. И ее не было. Паника среди мирного населения могла бы создать серьезные проблемы и для военных, и для меня, и для всех остальных. И [моя задача], чтобы было полное обеспечение военных. При том что я не имел права этого делать по законодательству. Но я делал. И после войны еще может быть очень много вопросов ко мне. Сейчас мне люди предъявляют, что «если бы не этот мэр, то наш город не разбомбили бы». Вернутся поехавшие предприниматели и скажут, что чего-то нет и выдвинут требования: или вы нам возмещаете по миллиону за сигареты, или мы на вас подаем в суд… Условия игры не поменялись. Жизнь изменилась, а мы действуем по законам мирного времени.
— Почему так случилось?
— Потому что к войне никто не готовился. К ней невозможно подготовиться. Не может быть два законодательства: мирное и военное. Но должны быть прописаны законы в Конституции, что в случае начала военных действий вся власть переходит в руки тому-то, власть на местах переходит тому-то. Кто за что отвечает. И как можно распоряжаться бюджетом. [Сегодня] чтобы мы могли распоряжаться бюджетом, нам нужно созвать сессию: чтобы выделить 50 грн, 500 тыс., или 5 млн для военных или чего-либо другого. А как я ее соберу во время войны, когда большая половина депутатов уехала? Все мои замы остались со мной. Хотя, если бы я не остался, все они бы уехали. И ничего страшного, им бы насчитывали две трети, или даже 100% зарплаты. Сейчас говорят, чтобы мы выплачивали заработную плату и тем, кто есть и тем, кого нет. А чем те, кто есть, хуже тех, кого нет? Кто-то спит спокойно, а кто-то ребенка ночью успокаивает «нас ночью не будут бомбить»? Кто-то круглосуточно работает, а кто-то далеко подсказывает, как надо воевать, какие нам решения принимать?
— Городской совет не имел возможности заседать?
— Имел. Мы заседали и приняли четыре решения. За одно из них меня сейчас люди проклинают.
— За какое?
— Три решения приняли для того, чтобы выделить из местного бюджета средства на горюче-смазочные и на строительные материалы для военных и полиции. Поскольку в первый месяц я смог за счет помощи, собранных средств, фонда и своих удержать все это. Но это довольно тяжело, это несколько миллионов средств.
А прокляли меня вот за что. Было разъяснение Кабмина, что у оставшихся в зоне боевых действий может быть премия до 300%. Всем бюджетникам, всем работавшим работникам образования, всем своим заместителям, я назначил по 200%. А мне [назначить проценты] не имеют права, потому что мне их назначает только сессия. Со мной были не только заместители, но и руководители подразделений, которые каждый день занимались гуманитарной помощью, бомбоубежищами, питанием, горячей едой и документацией. Все они сказали: «А как же мы получим по 40 тыс., а вы — 25 тыс. Давайте вынесем и ваш вопрос». И мне тоже назначили 200%. И вот уже неделю меня проклинают. Я понимаю, что не нужно было. Сегодня у врача зарплата 25 тыс, и такая же у мэра города, — вот как должно быть [считают люди].
— Вы достаточно расстроены, — есть ощущение, что центральная власть «кинула» город?
— Нет, я не чувствую, что центральная власть бросила наш город. Я не расстроен. Я просто разочарован. Первые две недели я считал, что если мы останемся в живых, эта война нас изменит. Оказалось — нет. Оказалось, что сегодня во многих областях, и в нашей тоже, уже начинается политика: те крупные политики и бизнесмены начинают считать свои проценты, сколько они получат на восстановлении нашей страны или любого объекта. И они нас, и меня лично, уже не видят.
И так же люди. Те, кто были потребителями, такими остались, и им не важно, что сейчас война. Они жалуются, что нет воды, звонят в область и говорят, что будут звонить в Кабмин. Просят не рассказывать, что нет возможности, потому что «должен быть свет, газ, вода». Спрашивают, почему гуманитарку не привезли. Мы объясняем: вы живете в частном секторе и получили пенсию. В ответ: «Вы нам не рассказывайте, мы завтра будем с вами разговаривать. Где мы вас можем найти?»
На сегодняшний день принимающий решение городской голова уже не нужен. Нужен тот, кто выполняет указания, поскольку мэр является избранником общины.

— В какой помощи нуждается сейчас город?
— Можно сказать — много какой, а можно сказать — никакой. У нас нет тепла, и мы его не отстроим. Через полгода, когда возникнет вопрос подачи тепла, для этих 120 домов будет трагедия. Практически в каждом из них и в каждой квартире разорвались батареи, и их необходимо поменять. А это сотни миллионов гривен. В каждом доме нет стекла. Во многих домах нет окон, дверей. Есть много одноэтажных домов, которых вообще нет. То есть без помощи международных [партнеров] и государства это вообще невозможно сдвинуть с места. Но по сравнению с тем, что сегодня творится в Харькове, Мариуполе и многих других городах, Ахтырка еще в неплохом положении.
Положение всей области, которое я вижу, — у них нет войны и ее не было. И сегодня проклинают, что если бы мэр меньше говорил, то наш бы город не разбомбили бы. А через три месяца будут рассказывать, что мэр стоял возле мэрии, записывал видео, поэтому мэрию разбомбили и прочее. Я не обращаю на это внимания, но рассказываю [вам] это. Я врач, я всю жизнь привык помогать людям. На сегодняшний день я понимаю, что им не нужна помощь, а чтобы кто-то выполнял их указания.
— Вы, кстати, в первые дни помогали в больнице оперировать. До сих пор это делаете?
— Сейчас нет такой нагрузки в больницах, потому что нет военных действий. Я оперирую, и раньше это делал, самые сложные случаи. Даже будучи мэром во время обеденного перерыва, в выходные дни, после работы я шел и помогал. Делал это, потому что ушел с должности заведующего отделением [хирургии] с высшей категорией, и ребятам еще помогал (хотя они мои ученики). В настоящее время запланированы одна или две операции для гражданских.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.