Рассказ разведчика. Доброволец батальона Крым о работе на переднем крае, освобожденных селах и зверствах оккупантов — интервью НВ
Крымчанин-мусульманин Нариман Билялов, он же — Иса Акаев, — о разведке, ужасах Мотыжина и месяце Рамадан, который несет победу.
Крымчанин Нариман Билялов покинул оккупированный полуостров и превратился в разведчика Ису Акаева в 2014 году, когда отправился защищать Украину на Донбасс в составе добровольческого батальона «Крым». После участия в боевых действиях он вместе с семьей — женой и девятью детьми — обустроился в Винницкой области. Зажил мирной жизнью.
Видео дня
Однако нападение РФ вновь заставило «Ису Акаева» взяться за оружие и пойти на передний край.
Билялов несколько недель провел в боях на Житомирской трассе и был одним из первых, кто входил в расположенные вдоль ее села, пережившие оккупацию.
— Как вы встретили первый день войны?
— Мы задолго до начала предполагали, что начнется война. Где-то за пару-тройку месяцев уже проходило боевое согласование: выезжали на стрельбы, выходили в лес.
А потом руководство Главного управления разведки (ГУР), непосредственно тот человек, который нас курировал, сказал: надо срочно приехать в Киев. И пояснил: скоро начнется вторжение. Это было буквально за несколько дней до начала войны. И мы приехали в Киев. Потом по области ездили, делали схроны, готовили оружие на случай вторжения, чтобы его можно было взять, если начнется партизанское сопротивление.
Затем в Киеве я встретился с нашим куратором, и он предложил срочно ребят собирать, — мол, сегодня ночью все начнется. Мы собрались. Вызвонили остальных. Но это началось не ночью, а где-то под утро.
— В 5−00 случились ракетные удары.
— Да. Нам позвонили, сказали, чтобы мы подъехали к одному из мостов — там могла пройти танковая колонна. Мы разобрали автоматы, потом нам дали ручные противотанковые гранатометы (РПГ), пулемёты. Но первые два-три дня все происходило далеко от нас. Поэтому нас перебросили в район Макарова (на запад от Киева по Житомирской трассе), в ту сторону. И мы готовились встречать их на дороге. Короче, все остальное время мы практически пробыли в этом районе.
— Сколько вас было до войны в батальоне Крым?
— Тогда группа была небольшая — человек 15. Сейчас нас где-то около 40. Слава Богу, нас не становится меньше, а только больше.
— А кто эти люди, чем занимались до войны?
— Все разные. Есть среди нас и учителя, и механизаторы, строители, экономисты. Если говорить о военных, то среди нас один комиссованный по здоровью офицер, побывавший в АТО — его тяжело ранило, он восстановился, но его в регулярные части не берут. А второй бывший военный по возрасту в ВСУ уже не проходит. Все остальные — гражданских специальностей. Среди нас кавказских ребят хватает. У нас чеченцы есть, кабардинцы. И, конечно, украинцы.
— Какой статус вашего подразделения?
— Мы добровольческое подразделение в составе терробороны. На сегодняшний день мы меняем несколько свой статус, чтобы получить максимальную свободу в передвижении по стране, — а не как терроборона, которая привязана к определенному региону.
— Вашим заданием были какие-то точечные удары, работа, как у диверсионно-разведывательной группы (ДРГ)?
— Да. В основном мы занимались разведкой, наведением артиллерии, авиации по колоннам противника и по местам скопления. И наносили такие небольшие точечные удары, потому что у нас и сил-то не было, чтобы можно было жестко по ним ударить. Например, где-то отбились 1−2 танка или БМП, или какая-то машина, — мы и нападали на них.
Вся работа в основном шла ночью. А днем мы отсыпались.
— Какая вам ночь запомнилась?
— Последняя перед войной, — когда мы не знали, будет или не будет. Но как только начались взрывы, мы все поняли. Может быть немножко цинично это звучит, но мы тогда успокоились и осознали, что все нормально, надо работать.
— Как вы заходили в Мотыжин (село к западу от Киева, где после оккупации обнаружены массовые захоронения гражданских лиц)?
— После работы артиллерии в населенный пункт заходили разведчики и зачищали его. Вместе с разведчиками пошли и мы, — тремя небольшими колоннами вошли в село около двух часов ночи. Оккупанты уже побежали, отступили без боя. Многие местные стали выходить из домов, встречать нас. Они плакали, радовались, благодарили. Мы извинялись за то, что так долго не могли их освободить.
Очень тяжелым зрелищем был освобожденный Мотыжин.

— Там обнаружили массовые захоронения.
— Да.
— Видели эти места?
— Наши ребята в разведке обнаружили: шли по лесополосе, проверяли — остался ли кто из россиян? И один из бойцов заметил, что из земли торчит кисть руки. Подошел, начал ногой разгребать и увидел тело. И потом начали потихонечку раскапывать, обнаружили трупы людей.
— Оккупанты пылись скрыть тела?
— Да. Многие люди были со связанными руками.
— А местные слышали что-то об этом?
— Да. Местные рассказывали, что россияне брали заложников, пытали, кого-то убивали, кого-то отпускали. Издевались как могли. Страшные вещи происходили.
— Чего хотели оккупанты?
— Просто издевались. Они украинцев за людей не воспринимают. Те, у кого могли взять имущество, — тех грабили. Допустим, там была семья сельского головы — женщина с мужем с детьми [семья Сухенко, членов которой — Ольге, ее мужа Игоря и сына Александра — оккупанты убили]. Они пытались взять с них деньги, запытали насмерть. Они очень страшной смертью умерли.
— Люди умерли во время пыток?
— Такое складывается впечатление. Одного мужчину вообще засунули в канализационный люк. Он там находился раздетый. Умер или от холода, или от голода. Следов насильственной смерти, что его пристрелили или зарезали, не обнаружили.
Помимо всего прочего по дороге, которая шла из села, за несколько дней до нашего прихода люди выезжали, вывозили детей, семьи. А россияне их просто расстреливали из БМП. Выезжали на окраину села и начинали расстреливать. Там несколько машин было расстреляно.
— Расстреливали гражданских?
— Конечно. Там женщины, дети, там больше никого и не было. Мужчины максимум за рулем. И вот эти трупы лежат на дороге. Никто их не убирает. Людям прийти и забрать их, чтобы похоронить, не дали. Россияне делали в Украине тоже самое, что они делали в Чечне, в Сирии и в других регионах.
— Сколько Мотыжин был под оккупацией?
— Ровно месяц. Оккупанты ездили по улицам села, просто стреляли по хатам. Допустим, где-то что-то случилось — танк подорвали или кого-то убили, русские солдаты заходили в любой дом, вытаскивали человека и расстреливали.
— У них не было цели установить оккупационный режим, комендатуру?
— Ничего такого не было.
Вообще вот эту войну, и все, что происходит очень сложно как-то объяснить с точки зрения логики, разума. Действия россиян — это какое-то зло ради зла, убийства ради убийства, грабеж ради грабежа.
— Нечто подобное происходит в Крыму?
— Философия такая же.
— Сейчас месяц Рамадан начался, а вы религиозный человек. И для вас важно соблюдать пост. Но идет война.
— Знаете, мусульмане самые величайшие победы свои в истории одержали именно в месяц Рамадан. В месяц Рамадан, когда человек поститься, он меньше грешит. Я не скажу, что он абсолютно становится таким чистым и праведным. Но, по крайней мере, многие вещи он оставляет. И вот эта честность по отношению к Всевышнему и его праведность, пост помогают победить врага.
Чем больше грехов совершает твой враг, и чем меньше их совершаешь ты, тем больше Господь открывает тебе возможностей победить. Сегодняшняя война — это не война между одним народом и другим, а война между классическим добром и классическим злом.
Путин ведь не с Марса появился. Его народ родил, воспитал, дал власть и вседозволенность. Народ выполняет любые его прихоти. А он делает то, что они хотят. Круговая порука.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.