«За победу добра над злом нужно будет заплатить всем». Интервью НВ со Святославом Вакарчуком
Известный музыкант и общественный деятель говорит о том, что должен понять Запад о войне в Украине, и рассказывает о своих впечатлениях от разрушенных врагом городов.
Святослав Вакарчук, музыкант и лидер Океан Эльзы, заехал в Киев буквально на несколько дней. До этого он был в Харькове, а еще раньше — в полуразрушенной Ахтырке Сумской области.
Видео дня
С начала войны Вакарчук много ездит по всей стране, пытаясь поддержать пострадавших в результате атак врага людей, беженцев, вынужденных покинуть дома, а также украинских бойцов. Ко всему он выступает в роли волонтера и привозит на фронт помощь.
Ближе к вечеру Вакарчук заходит в столичное кафе Дублер, временно превратившееся в волонтерский штаб, чтобы пообщаться с теми, кто помогает едой терробороне Киева, больницам и ВСУ.
«Сейчас наберу мэра Ахтырки, договоримся как передать [дефицитное лекарство]», — говорит Вакарчук, звоня Павлу Кузьменко, руководителю пострадавшего города.
Именно здесь, сидя в волонтерском центре посреди буханок свежего хлеба и лекарств, Вакарчук рассказал НВ, что видел своими глазами за последние недели своих поездок. И, как и многие другие публичные люди, призвал Запад наконец помочь Украине с противовоздушной обороной.
— Ты объехал многие города, страдающие от российских обстрелов. Где ситуация самая плохая?
— Я так понимаю, что самая плохая ситуация в Мариуполе. И (я пока, к сожалению, это сам не видел, хотя уже несколько раз планировали поездку) в Чернигове, там тоже очень тяжелая ситуация на сегодня.
Из того, что видел лично, больше физически пострадала Ахтырка [Сумская область] - это полуразрушенный город, это факт. Там нет целых кварталов, целых районов. В тех же Сумах тоже много разрушенных домов, но они все же локализованы в конкретных районах. А Ахтырка — равномерно полгорода нет: где лучше, где хуже. Это очень травмирующая история.
— Остаются ли там люди?
- Да, но их не очень много. Когда приехал туда, там собрался маленький импровизированный митинг. В Ахтырке очень боевой мэр. Он не сдается, он очень оптимистичен. Когда я сказал ему, что мы приедем, он все организовал прямо на площади перед разбомбленной мэрией, я этого не знал. Мы приехали, а там стоит электронное пианино, уже подключенное с колонками, такого я нигде не видел. И все собрались и ждут. Такое впечатление, что это какое-нибудь публичное событие или концерт. Я спросил: а вам не страшно? А он [мэр] сказал: «Сегодня чудесный день, сегодня еще ничего не прилетало». При этом нам показали, как еще вчера в Ахтырке отутюжили несколько домов и это не умещается в голове. Каждый раз этот порог восприятия типа «как так можно?» все увеличивается и увеличивается. Уровень того дна, что творят русские в Украине, что творит путин, что творят его солдаты, все падает и падает. Не хочется на эту тему шутить, но всегда вспоминается тот известный мем: они достигли дна, а потом снизу кто-то постучал. Так вот снизу продолжают стучать.
С моральной точки зрения, как-то эмоционально больше всего меня поразил Харьков. Потому что Харьков хоть в процентном отношении пострадал существенно меньше Ахтырки, но, во-первых, он очень большой. В Харькове большие разрушения в центре. В красивом европейском центре, который всегда являлся поводом для гордости. Местные власти, как бы кто к ним не относился, всегда держали его в идеальном порядке. И тут ты видишь разбитый центр. Вся улица Сумская, буквально вся, так или иначе, пострадала. Где-то один дом, где-то три дома, где-то нет окон, где-то целые кварталы, как, например, в районе корпуса одного из университетов, недалеко от памятника Шевченко, или СБУ, или центральная площадь Свободы. То есть там, возможно, разрушения, если так можно сказать, в математическом смысле меньше, чем в некоторых других городах, но это очень бьет в голову.
— И в Ахтырке и в Харькове очень опасно. Ты понимаешь риск?
— Везде опасно. В Киеве опасно, здесь бухает и прилетает постоянно. Мы здесь сейчас сидим [на интервью] и идут эти звуки, которые даже слышны. Во Львове небезопасно, пару дней назад там разбили нефтебазу. В Яворове [Львовской области ] разбили полигон. Нет в Украине безопасного места. Вчера я давал интервью телеканалу CNN с площади города в Харькове и там они меня спрашивают. И я говорю, что с одной стороны везде опасно, а с другой стороны, те, кто на фронте, им гораздо опаснее. И по крайней мере у нас, кто не на передовой, есть шанс спрятаться или есть вероятность, что в те места, где мы так или иначе находимся, не прилетит что-то. А у них такой вероятности нет. Они идут и подвергают свою жизнь опасности ежесекундно. И я не понимаю, почему я должен прятаться за их спины.
— Ты был в Запорожье. Сейчас в Запорожье приезжают очень многие из Мариуполя. В каком они психологическом состоянии?
— Есть разные люди. Я видел два типа людей. Людей, которым удалось выехать «условно безопасно». Когда я говорю «условно безопасно», это означает, например, рассказ женщины, которую я встретил на заправке. Они ехали всю ночь, по какими-то полям в буквальном смысле, в колонне по каким-то рвам. Параллельно везде стреляли Грады, в их колонну не попало, но было постоянное ощущение, что попадет и они выбирались из Бердянска в Запорожье. И этот путь из Мариуполя был самым страшным в жизни. И эти люди плачут, но, по крайней мере, они живы и здоровы. Другой тип людей, попавших под эти обстрелы, это люди, которые либо находятся в больнице, либо сейчас в очень тяжелом психологическом подавленном состоянии. Больше меня поразила детская больница в Запорожье, где я увидел деток без рук, без ног, которые реально борются за жизнь. Они были в гуманитарной колонне из Мариуполя, и их просто отутюжили русские в буквальном смысле этого слова.
Вакарчук признается, что расплакался в детской больнице Запорожья, где увидел детей без рук и ног / Фото: Александр Медведев / НВИ второе, поразившое меня с брутальной точки зрения — это абсолютно уничтоженный жилой квартал в частном секторе в Сумах. Там погибли 24 человека от одного удара авиационной бомбы, в том числе дети. И там до сих пор лежат детские книги, медицинская карточка четырехлетнего ребенка, которого уже нет в живых. Ты видишь, что это дом, где жили, ты смотришь на него и понимаешь: этого больше нет. И это определенно очень впечатляет. Это влияет гораздо больше, чем даже разрушения, которые ты видишь. Больше всего на тебя влияет страдание обычных невинных гражданских людей. Очень жаль и солдат, но солдаты на войне понимают, что подвергают себя опасности. А когда ты видишь маленького ребенка без ноги, невозможно на это спокойно смотреть. Я прямо в госпитале расплакался, потому что я не мог себя сдержать, моей психики не хватило.
— Ты сейчас даешь много интервью западным СМИ, как известный общественный деятель и музыкант и известный человек в Украине. Какие твои основные месседжи западной аудитории?
— Есть два типа месседжей, которые нужно донести. Первый — эмоциональный и он очень прост. Мы благодарны вам за то, что вы с нами и благодарны за то, что вы показываете, что на самом деле такое российская агрессия, как они уничтожают Украину. А второй — конкретный и это стратегия, которой должен придерживаться каждый известный человек и политика в общении с Западом. Это конкретные месседжи. Первый месседж о том, чтобы нам дали качественную противовоздушную оборону, дали оборудование для этого и, конечно, нам нужны самолеты. А также экономический месседж о том, что санкции [против РФ] нужно ужесточать. И основное, что мы можем просить у американских, британских или французских зрителей — влиять на свои компании, которые продолжают вести бизнес в России, потому что это действительно большие деньги. Многие очень сильно пополняют российский бюджет. Один красноречивый факт: $500 млн россия тратит в день на свою воздушную войну против Украины. Приблизительно такую же сумму она получает в день от продажи нефти. Это значит, что покупатели этой нефти оплачивают убийства наших детей, если так грубо сказать. Я не хочу этим винить условно говоря обычных европейских домохозяек, думающих о своем тепле, но факт остается фактом — эта цепь существует и нужно из этого исходить.
Я как раз думаю, что наша задача — донести до европейцев и американцев, и всех, что сегодня Украина платит страшную цену за защиту всего свободного мира. И мы просим их тоже заплатить какую-нибудь цену. Не так страшно, как платит Украина: мы не просим их умирать за нашу землю, украинцы ее защищают, как никто другой никогда не сможет. Но определенную цену нужно заплатить и миру. Ну, не получится так, чтоб всем было комфортно. Очень тяжело будет любому отделаться просто сочувствиями и просто солидарностью. За победу добра над злом нужно будет заплатить всем. Украинцы, к сожалению, платят своими жизнями и разбомбленными домами. Возможно, на Западе будут платить где-то повышенными ценами или где-то неудобством в бытовых вещах. Но на мой взгляд, свобода и ценности, за которые они тоже стоят, за них стоит заплатить такую цену.
— Украинцы верят в Вооруженные Силы Украины, пытаются поддержать всем, что можно, но война — это очень дорогая вещь и ежедневно необходимо огромное количество оружия, чтобы защищаться от русских. Ты общаешься в том числе с солдатами, с нашими защитниками. Чего не хватает им больше всего сейчас?
— Больше всего не хватает того, что у нас нет преимущества или хотя бы паритета в воздухе. Наше ПВО работает очень хорошо, оно почти невредимо, наши самолеты и наши пилоты действительно герои. Западные эксперты публично говорят, что пока украинские воздушные силы и ПВО на высоком уровне и не понесли существенных потерь. Но так вечно не может продолжаться, если у нас не будет пополнения. Если бы не было сейчас войны в воздухе, если бы война велась только на земле, мы бы уже выиграли и русской армии уже не было бы здесь. Потому что на земле мы с ними имеем равные, а часто и более сильные позиции по умению, владению бронетехникой и даже если у них ее больше, мы превосходим их очень сильно в мотивации, в том, насколько солдаты готовы идти вперед и пополнять запасы Вооруженных сил добровольцами и резервистами. А вот в небе у нас есть проблема и ее можно решить, это не какая-то нерешаемая проблема. Помогайте нам системами противовоздушной и противоракетной обороны и самолетами. Если вы не хотите закрывать небо, то есть самим сделать так, чтобы сюда ничего не прилетало и боитесь прямого конфликта с Путиным, то сделайте хотя бы это. Наши просьбы о ПВО, о самолетах и закрытом небе они ускоряют конец кошмара для всего мира. Чем быстрее они это сделают, тем быстрее они перестанут переживать за себя.
— С одной стороны, ты ездишь по всей стране и пытаешься поддержать моральный дух людей, которые страдают от войны и переживают все эти страшные страдания. С другой стороны, ты тоже волонтеришь и что-то снабжаешь. Что для тебя важнее сейчас?
— Будем откровенны, я могу многое привезти и могу многое организовать. Например, с моими товарищами, в том числе с владельцем соков Галичина Тарасом Барщевским, мы сделали серьезный проект помощи госпиталям и больницам, уровень этой помощи измеряется фурами. Это не только лекарство, это оборудование для хирургических операций, кровати. Это все завозится из Европы, это стоит большие деньги, что-то из этого гуманитарной помощью, во что-то вкладываются деньги бизнесменов. Поскольку я уже знаю почти всех руководителей госпиталей и больниц, с которыми мы работали раньше, мы с ними напрямую договариваемся и поставляем помощь. Запорожский и харьковский госпитали уже получили помощь, дальше оно будет продолжаться и это уже определенная системная работа.
Зато есть определенные вещи, которые я могу делать в маленьких объемах и сам лично. Когда мы едем, то возим бронежилеты или оптику или Starlink-и и так далее. Мы это тоже пытаемся делать и здесь я очень благодарен Львовской военной администрации, Максиму Козицкому и отдельным министерствам, в частности, Михаил Федоров [руководитель Минцифры] очень помогает. Это все командная работа, но я, как единица, как волонтер, и наша команда, которая возит, безусловно, сами многое сделать не могут. Нам нужны миллионы, десятки миллионов тонн единиц продукции на миллиарды долларов или гривен. Это масштаб уровня государства совместно с волонтерским движением, где я — капля в море. Я это понимаю и мне приятно ею быть.
А, скажем, моя моральная часть поддержки, мне кажется она очень высоко эффективна, потому что имея достаточно высокую популярность и узнаваемость, я один могу сделать очень много. Я понимаю это и продолжаю это делать. И стараюсь быть в как можно большее дел быть задействованным.
Относительно волонтерства. Когда я еду куда-то, ну не поеду же я с пустыми руками. Но приход в гости в данном случае важнее того, что ты с собой принесешь. Просто вместе оно более гармонично.
Фронтмент Океан Эльзы рассказывает, что сейчас не пишет песни о пережитом, ведь голова и эмоции заняты другим / Фото: Александр Медведев / НВ— Ты пел в Харьковском метро и перед беженцами во Львове. Сейчас все украинцы переживают огромную гамму эмоций: отчаяние и горе, веру и надежду. Ты пишешь новые песни о том, что чувствуешь?
— Сознательно писать песни невозможно. Это я тебе как творческий человек скажу, это должно рождаться. Есть несколько причин, почему я этого не делаю. Одна, что моя голова и эмоции действительно заняты другим. Буквально 24/7. Вторая более практична. Я создатель музыки, которому нужен инструмент — пианино. У меня его нет с собой. Сейчас я дома на два дня и возможно сегодня вечером приду и попробую что-нибудь поиграть. Вдохновение приходит в основном ночью или с утра, когда ты просыпаешься от сирен и от этого хочется не столько музыку писать, сколько стихи. Вот я написал стихотворение Откуда взялась ты, моя ненависть? Это тоже работает, но это не музыкальная история. Я записал песню, которую мы еще не опубликовали, не свою, это кавер на известную песню, которую исполнял Джо Кокер You are so beautiful, которую посвятил Украине. В ближайшее время мы ее опубликуем и сделаем специальный проект.
Присоединяйтесь к нам в соцсетях Facebook, Telegram и Instagram.
Подписаться на ежедневную email-рассылку материалов раздела Life Оставайтесь в курсе событий из жизни звезд, новых рецептов, красоты и моды подписаться Каждую среду