«Зло этой войны на поверхности», — западные журналисты рассказывают, чем поражает их война России против Украины
НВ поговорил с пятью иностранными журналистами, которые сейчас находятся в Украине
Военная агрессия России с первых дней войны стала темой №1 в мировых медиа. В разных регионах Украины сейчас находятся журналисты со всех уголков мира. Они показывают своим читателям-зрителям разрушения, причиняемые оккупантами, гуманитарную катастрофу, к которой приводят их бомбардировки, и другую правду войны.
НВ поговорил с некоторыми из этих представителей западных СМИ о том, что они увидели на протяжении двух недель войны и что их поразило больше всего.
Джошуа Яффа, журналист The New Yorker ( США)
Меня очень впечатляет уровень сплоченности и настойчивости украинцев. Ты каждый раз видишь это своими глазами, куда бы ни приезжал и какой бы вопрос не задавал. Я часто и не задаю вопросов, люди сами рассказывают о своих убеждениях, о том, как необходимо защищать Украину. То, что поражает, — не удивляет, но поражает — это уровень злобы на Россию, вполне обоснованный. Вся Украина говорит сейчас единственным голосом. Я был на Донбассе, в Киеве, в окрестностях Киева, во Львове, заезжал в Днепр, в Белую Церковь. И повсюду, кроме сплоченности, есть зверская злоба и ненависть к России. Это заставляет задуматься: а какой вообще был план у Путина? На что рассчитывал? Здесь загадка не в том, почему украинцы так ненавидят Россию, это как раз очень понятно, а загадка — как это укладывалось в плане Путина? И теперь, на что он рассчитывает? И что считает реалистичным в смысле чего можно достичь? В нынешних раскладах не вижу пути той победы, которую он себе запланировал. Но страшно то, что это не тот человек, который готов сдаться.
Украинцы чувствуют зверскую злобу и ненависть к России, - говорит американский журналист Джошуа Яффа / Фото: REUTERS/Kai PfaffenbachНаиболее драматичный момент за эти две недели – посещение больницы Охматдит. Я туда несколько раз ходил, видел палаты с ранеными детьми, спускался в подвал, где находились дети, находящиеся в больнице и лечащиеся от других сложных болезней. Это разновидности рака и других болезней. Дети вынуждены находиться в ужасных условиях, в темном жутком подвале.
Когда я ходил в эту больницу в первый день, пообщался с врачом, рассказавшим о мальчике, - его привезли накануне, мы заглядывали к нему. Он был в очень сложном состоянии. Два дня спустя я приходил снова, случайно встретил этого врача, спросил: как там мальчик? И он сказал: умер. Мальчик ехал с родителями в машине где-то в окрестностях Киева, семья попала под обстрел. Родители погибли на месте, а ребенка привезли в больницу.
Детские страдания – это очень страшно, отвратительно и ужасно. Это никакая не битва за влияние на постсоветское пространство или недопуск Украины в НАТО. Это человеческие жизни, жизнь невинных людей, которые здесь совершенно ни при чем. Это просто ужасно. Зло этой войны нескрываемо и на поверхности.
Изабель Хуршудян, журналист The Washington Post (США)
Мы были в Харькове, когда началась война. Мое сердце разбивается каждый день из-за Харькова. Я была там в конце января, делала репортаж, потом приехала за несколько дней до 24 февраля, когда началась война. Я просто знаю, какой это прекрасный город и смотреть, что там сейчас происходит очень тяжело. Мы уехали оттуда утром 28 февраля. Там было уже очень опасно, невозможно было работать. Мы даже не могли выйти из бомбоубежища, были сильные обстрелы. Через несколько дней после того, как мы уехали, там начался полный "капец".
В первый день, когда мы были в харьковском метро, я интервьюировала одного молодого парня и он говорил, что надеется, что вечером можно будет выйти из метро, что все будет нормально, спокойно и можно будет всем пойти домой. И вот две недели спустя, хоть город и под украинским контролем, но люди прячутся в бомбоубежищах. Для меня все, что произошло в Харькове – это ужас.
Харьковчане прячутся от бомбардировки в метро / Фото: REUTERS/Vitalii HnidyiТакже я думаю, что сейчас нам как журналистам очень сложно понять, как люди страдают в некоторых городах. Я говорю о Мариуполе — город окружен. Конечно, мы видим фотографии оттуда, какие-то съемки, как там уничтожены дома. Но то, что мы еще не знаем, это сколько людей умирает там от голода. Этим людям негде взять воду, там нет продуктов, помощь не попадает в город. И для меня это самое страшное, что мы все это все еще не понимаем, и не знаем, сколько людей там умирает и страдает сейчас.
Кристиан Эш, журналист Der Spiegel (Германия)
Я был в Украине около месяца — две недели до начала войны и после начала войны еще две недели. Меня поразило само измерение быть в одном городе и даже в одном отеле и видеть как быстро все меняется вокруг, как тот же отель превращается в печальное место, где трудно даже вход найти.
После начала войны, то, что меня поразило именно в Киеве – разговоры о диверсантах. С одной стороны, в городе есть ощущение абсолютной сплоченности. Действительно ментально, психологически большое сопротивление к этому российскому вторжению. Одновременно у всех есть подозрение, что среди нас есть люди, которые, возможно, не на нашей стороне.
Я хорошо знаю Украину, но лучше я знаю Россию. Россия – это вертикальное общество. Украина – горизонтальное. Все пытаются что-то делать, иногда это превращается в хаос, иногда все не удается, но в целом есть большая сила, что общество само что-то делает. Эта горизонтальность сейчас здесь очень чувствуется. Каждый пытается делать что-нибудь свое.
Если говорить об отдельных историях, то меня поразила история, которую я услышал до войны. Это история человека, живущего на контактной линии – в серой зоне в Луганской области. Каждые два года у этого человека случалась какая-то большая беда. В 2016-м попал снаряд в его жилище, оно сильно пострадало, затем был пожар от попадания ракеты в деревню. Это напоминание, что для отдельных жителей Украины эта война никогда не заканчивалась. Этот человек напомнил мне, на Западе мы знали, что идет война, но все эти годы мало обращали внимания на такие большие человеческие несчастья.
Когда я уехал из Киева, у меня ушло несколько дней, чтобы добраться до Румынии. У каждого села на Западной Украине есть свой блокпост: один минимум, а то и два. Они отличаются от киевских. У людей на блокпостах охотничье оружие и блокпосты делают из всего, что есть, даже из сена. Это тоже о желании самому что-то делать. Вот в соседнем селе есть свой блокпост, почему бы и нам свой не иметь, даже если в этом нет необходимости.
Еще поразили рассказы людей о том, как они общаются со своими русскими знакомыми и родственниками. Я разговаривал с одной женщиной из Харькова, и она рассказывала, как общалась со своей русской знакомой. И она говорит, что о Харькове — это фейк ньюз, что там нет обстрела гражданских домов. И эта украинка ей отвечает, что если это фэйк ньюз, то я тебе тоже фейк? И мне поразила эта фраза – я для тебя тоже фейк? Это меня задело.
Павел Пеньонжек, журналист Tygodnik Powszechny (Польша)
Меня поражает в принципе, как и во время Майдана и во время войны на Донбассе люди здесь организуются, как они пытаются делать вещи, которые государство не всегда успевает делать. Государство помогает, но тоже необходима поддержка людей. Территориальная оборона – это часть этого. Построение баррикад, все волонтерское движение, которое снабжает все, что нужно. Сейчас заметно, что люди едины и это очень впечатляет.
Эвакуация людей из Ирпеня – это самый драматичный момент, который я видел. Видеть людей, которые через переправу под мостом пытаются бежать из города, который недавно был спокойным, мирным, а теперь превратился в зону боевых действий — ужасно. Старшие люди, которые сами не могут ходить, люди с животными, которые пытаются просто уехать как можно дальше – это печальный символ этой войны. Хотя думаю, что в Харькове, Сумах, Чернигове или Мариуполе таких сцен гораздо больше.
Кристофер Миллер, журналист BuzzFeed (США)
Как и многие западные корреспонденты, я прогнозировал, что Россия предпримет какие-то военные действия, но не думал, что это будет полномасштабное вторжение. Я не верил, что будут такие масштабы, что мы увидим разрушенный Харьков, бомбардировки Киева, как летят ракеты из России и Белоруссии по всей стране.
Кристофер Миллер, журналист BuzzFeed, считает украинский дух чем-то уникальным / Фото: REUTERS/Thomas PeterСейчас шокирующее видеть столицу почти без людей, все закрыто, люди покидают город и страну таким драматичным способом. На персональном уровне мне так грустно из-за всех этих вещей, слышать рассказы моих украинских друзей из Донбасса, где я когда-то жил, и из Киева. Меня поражает украинская решительность и сила обычного населения по всей стране сражаться против сил дьявола. Волонтеры рискуют своей жизнью, чтобы доставить помощь и еду к нуждающимся пожилым людям. Не знаю делали бы то же самое американцы, если бы у нас в стране произошла такая ситуация. Украинский дух - есть в этом что-то уникальное. Это чрезвычайная сила. Это то, что я видел на Донбассе на протяжении 8 лет, на Майдане. И это то, что я вижу сейчас. И если сейчас что-то и дает надежду, так это сила людей.